Вопрос о возможности воплощения позитивной программы анархо-коммунистов – одна из тем дискуссий современных левых. И это объяснимо. Рубеж XX и XXI столетий стал временем кризиса как традиционных левых идеологий и политических сил, так и тех, кто с 1960-х годов выступал в качестве обновителей социалистических идей. Интерес населения к левым идеям, в том числе и к анархизму, тем не менее, сохраняется. И это вполне объяснимо. От сил, выступающих в качестве оппозиции существующей политической системе, их потенциальные сторонники требовали и всегда будут требовать представить модель общественных отношений будущего, которая решала бы наиболее важные глобальные проблемы, стоящие перед современным обществом. В этой ситуации актуальным остаётся вопрос – насколько эти проблемы может решить анархо-коммунистический проект, при чем в современных условиях?
В наше время капитализм пришёл к пределам, за которыми его развитие создаёт угрозу для всего живого на Земле. В чём это выражается? В течение последних 30 лет идёт непрерывное глобальное наступление капитала на права пролетариев по всему миру. Используя систему «оффшорных зон», информационные и коммуникационные технологии, дающие возможность быстро переводить капиталы в другие страны и континенты, диктуя через систему международных финансовых органов (МВФ, ВТО, Всемирный банк) свои условия правительствам, капиталисты проводят выравнивание жизненных условий трудящихся по наихудшим образцам, характерным для стран капиталистической периферии. Это проявляется в политике «шоковых терапий», связанных с приватизацией государственных предприятий, фактическим дерегулированием трудовых отношений, ликвидацией или сокращением системы социальных пособий и дотаций, реформированием налоговых систем в сторону поощрения индивидуального богатства, приватизацией жизнеобеспечивающих социальных служб (здравоохранения, электро- и водоснабжения) с последующим ростом цен на их услуги.
Происходит формирование новой системы военно-политических блоков буржуазно-бюрократических элит. В их число входят: 1) НАТО и союзные ему государства, с одной стороны; 2) вырастающая на основе Шанхайского оборонительного соглашения (ШОС) коалиция в составе Китая, в качестве старшего партнёра, России, Индии, Ирана, и, возможно, ряда государств Средней Азии и Латинской Америки. Мир, таким образом, если не стоит ещё на грани третьей мировой войны, то фактически движется в этом направлении.
Капиталистическая рыночная экономика становится причиной разрушительных процессов в экологической сфере. Во многом оправдывается выдвинутый ещё в 1970-е гг. рядом учёных тезис о «пределах роста». Безграничный количественный рост производства и потребления в системе планеты Земля с её ограниченными природными ресурсами неизбежно приближает мир к экологической катастрофе. Ещё в конце 1990-х гг. многие исследователи процессов глобализации указывали, что уже в наше время 50 – 70% ежегодно добываемых природных ресурсов расходуется на развитие индустриальной и информационной экономики стран «золотого миллиарда». В этой ситуации индустриализация новых государств оборачивается экологической катастрофой для целых регионов. В результате эксплуатации лесов и разрушения биоразнообразия подвергается угрозе выживание целых народов. Внедрение генно-модифицированных семян приводит к уничтожению независимого сельскохозяйственного производителя. Возрастает, наконец, и количество техногенных катастроф, причиной которых часто становится нежелание корпораций, ведущих хищническую эксплуатацию средств производства, производить обновление оборудования.
Между тем уже с 1990-х гг. кризис капитализма проявился в массовых народных движениях протеста. Можно согласиться с М. Инсаровым, что начало этим выступлениям положило восстание в Иракском Курдистане в начале 1991 г., задавленное силами курдских националистов, иракского режима Саддама Хуссейна и турецкой военной машины. Вслед за этим восстанием можно отметить такое событие, как бунт в Лос-Анджелесе 1992 г. С 1997 г. началась непрерывная череда народных восстаний в различных регионах мира. В их число входят: революция в Албании (1997 г.); народные восстания в Индонезии (1998), Эквадоре (2000 и 2005) и Боливии (2003 и 2005); подъём рабочего движения и выступления против неолиберальных реформ в России (1998 – 1999, 2004 – 2005, 2007 – начало 2008); едва не переросшие в революцию массовые пролетарские выступления в Аргентине (2001 - 2002); волна выступлений, сопровождавших так называемые оранжевые «революции» на Украине, в Киргизии и Узбекистане (2004 - 2005). Очевидность нестабильного положения капиталистических элит проявилась в том, что пролетарские выступления развернулись даже в одной из стран капиталистического центра, во Франции. В первую очередь, мы имеем в виду всеобщую забастовку декабря 1995 г. против наступления на пролетариев государственного сектора, массовые выступления французских пролетариев против антипенсионных реформ в 2003 г., мятеж молодых безработных и рабочих-иммигрантов в пригородах в ноябре 2005 г., массовое движение студентов и учащихся против закона о «первом контракте» зимой – весной 2006 г. И наконец – движение осени 2007 против неолиберальных реформ режима Саркози, объединившее в своём составе различные категории французского пролетариата.
Революция, таким образом, вновь прорывается в жизнь, двигаясь от окраин капиталистического мира к его центру, что даёт шансы и либертарно-коммунистической альтернативе. Но что же это за альтернатива?
Либертарно-коммунистическая альтернатива.
Сразу оговоримся, что мы понимаем под либертарным коммунизмом. На наш взгляд – это общественная модель, при которой в наиболее возможных масштабах ликвидируется отчуждение людей от принятия важных решений, определяющих жизнь каждого. В либертарно-коммунистическом обществе управление должно быть сосредоточено в руках самоорганизованных объединений – всеобщих народных собраний жителей самоуправляющихся территориальных общин (коммун). Такой коммуной может быть каждый город, каждый квартал, каждое село. Функции исполнения принятых собраниями решений перейдут к советам делегатов коммун, принимающих те или иные решения только в строго определённых общими собраниями рамках и отзываемых (переизбираемых) в любой момент по желанию общих собраний. В рамках коммуны должны отчитываться перед гражданами и свободно сменяться ими любые должностные лица.
В сфере экономики – либертарные коммунисты выступают за установление общественной собственности на средства производства и потребления. При такой системе регулирование экономических отношений строится по принципу «снизу вверх». Распоряжаться производством, ресурсами и произведёнными благами должны коммуны и управляемые общими собраниями и рабочими советами трудовые коллективы, связанные равноправными соглашениями. Коммуны в соответствии с потребностями распределения ресурсов и удовлетворения нужд работников должны объединяться в экономические федерации (союзы) на уровне региона и страны в целом. Необходимо также функционирование межкоммунальных предприятий, обеспечиваемых и используемых несколькими или всеми коммунами. Таковы объекты в сферах науки, образования, добычи полезных ископаемых, энергетики, связи, транспорта, обороны. На основе договора на конференциях представителей территориальных коммун и отраслевых производственных союзов может быть обеспечена координация потребностей и производственных возможностей. Решения, выработанные делегатами с мест, будут ратифицироваться общими собраниями коммун.
Основой для планирования производства должны стать фактические запросы потребителей, выраженные через заказы. Денежный оборот в данном случае заменяется непосредственным движением продуктов труда и услуг от производителя к потребителю. Это означает автоматически отказ от остальных краеугольных принципов капиталистической рыночной экономики: Во-первых - от ориентации на платежеспособный спрос, то есть – отказ от выпуска товаров, производство которых окупается теми, кто имеет средства купить, даже если наиболее важные потребности населения – в воде, одежде, пище, электроэнергии, транспорте не удовлетворяются. Есть целые страны, в которых с точки зрения капиталистической рыночной экономики не выгодно развивать производство для удовлетворения нужд местного населения. К ним относятся значительная часть России, Африки, Азии и Латинской Америки. Экономика либертарного коммунизма напротив - ориентируется на потребности всего населения. Во-вторых – отказ от манипуляции сознанием потребителя, когда с помощью маркетинга и рекламы ему навязывают ненужные и даже вредные для физического и психического здоровья товары и услуги. В обществе либертарного коммунизма сами заказчики (на общих собраниях коммун и предприятий или через использование компьютерных сетей) должны определять основные характеристики производимых продуктов труда и услуг, равно как и график своего труда и продолжительность рабочего дня.
Планирование экономики не должно быть централизованным. Регион не должен брать на себя то, что коммуна в состояние произвести сама, не затрагивая интересы других. Регион не должен требовать от всей страны продукцию, которую он в состоянии произвести. Страна должна ограничить импорт лишь той продукцией, которую невозможно выпускать на её территории, а также – достижениями науки и искусства. Это позволит смягчить экологические, сырьевые и транспортные проблемы и приблизит производство к потребителю. Кроме того, значительную часть предприятий в сфере услуг и потребительского сектора, возможно было бы разукрупнить, сделав возможным целостный контроль над ними со стороны самоуправляющихся коллективов или же – переход их функций к работникам, занятых индивидуальным трудом. Как писал итальянский политолог Марко Ревелли, такой подход вполне применим к системе транспорта в городских кварталах, к районным поликлиникам, экологической очистке, сфере свободного времени, отчасти – к отдельным элементам системы образования и повышения квалификации.
Подобная политика означала бы диверсификацию экономики современной России, импортозамещающую модернизацию, основанную на протекционистском отношении к предприятиям коммун каждого региона. То есть – переход от развития нефте- и газодобывающих отраслей, ориентированных на экспорт ресурсов, к развитию сельского хозяйства, промышленного производства, наукоёмких (в том числе информационных) технологий.
Исследования, проведённые Экономическим советом ООН, показывают, что в современном мире при автоматизации труда, внедрении новейших наукоёмких технологий и рациональной организации производства, ориентированного на конкретные потребности конкретных людей, достаточно лишь 4 – 5 часов труда в день на каждого члена общества. Ориентация на эти условия и составляет цель либертарно-коммунистической экономики. В этой экономической системе общество гарантирует каждому равенство возможностей через реализацию индивидуальных и коллективных потребностей (принцип «каждому – по потребностям»), ограниченных только уровнем развития экономики и необходимостью сохранения окружающей среды. Коммуна будет учитывать при предложении того или иного вида труда склонности и предпочтения человека. А тот, выбрав свой труд, установив подходящий для себя график, будет уважать общие договорённости, обращать внимание на его полезность для коммуны и на потребности общества. Каждый сможет выбрать себе вид труда из разновидностей полезной деятельности. Труд человека на согласованных им условиях и будет платой за реализацию его потребностей, за право пользоваться произведёнными благами на равных со всеми. Соответственно - тот, кто не хочет трудиться (за исключением детей, больных и стариков) – не имеет права пользоваться плодами общего труда.
Сразу оговоримся, что такое общественное устройство, не имеет никакого отношения к характерным для большевиков и даже для некоторых анархистов утопическим представлениям о коммунизме, как о некоем аналоге «земного рая», бесконфликтном обществе, в котором живут исключительно гармоничные существа. И уж тем более никакого отношения не имеют к либертарно-коммунистическому проекту фантазии психически больных людей, мечтающих о сомнительной славе полевых командиров на обломках современной цивилизации и считающих, что анархия – это общество, в котором «моя свобода кончается там, куда долетает пуля из моего автомата». Совершенно ни при чём здесь по недоразумению называющие себя анархистами либеральные защитники прав животных, периодически говорящие перед камерами журналистов фразы о необходимости уравнять жизнь ребёнка и жизнь кролика.
Реалистично ли?
Реализация предлагаемой либертарными коммунистами модели общественного развития возможна, в первую очередь, потому, что она соответствует ряду тенденций общественного развития современного общества. В первую очередь, эти тенденции мы наблюдаем в современных социальных движениях. Участники пролетарских выступлений 1990–2000-х гг. весьма часто выстраивали структуру своей спонтанно возникающей организации на основе общих собраний и подконтрольных им советов делегатов. Наиболее яркими примерами здесь являются массовые антикапиталистические движения в Иракском Курдистане (1991 г.), Албании (1997), Алжирском регионе Кабилия (2001-2002), Аргентине (2001-2002), рабочие и студенческие движения во Франции против реформы образования (весна 1995 г.) и контракта «первого найма» (январь–апрель 2006 г.). Приведём примеры.
Во время народного восстания в Иракском Курдистане весной 1991 г., начавшегося с демонстраций протеста, жители кварталов и рабочие предприятий города Сулеймания создали на митингах и собраниях 42 совета делегатов (шуры). Эти органы распоряжались захваченными складами и магазинами, распределяли среди нуждающихся изъятые товары. Шура действовала в каждом квартале, на каждом предприятии. Подобные органы появились и в других городах (Рании, Чвар-Корне, Эрбиле, Киркуке). После начала вооружённого восстания (5 марта 1991 г.) против иракских оккупантов и национальной буржуазии на уровне городов были созданы органы координации действий восставших – советы делегатов шур кварталов, предприятий и их координационный центр – Центральный Рабочий Совет Севера.
Аналогичные тенденции прослеживались и в событиях восстания обманутых вкладчиков Албании. В марте 1997 г., после перехода на сторону восставших солдат албанской армии и захвата оружия в арсеналах, во всех освобождённых городах и деревнях Юга страны на народных сходах были избраны органы самоуправления – «комитеты сопротивления» и «комитеты общественного спасения». Их делегаты пользовались равными правами и должны были отчитываться перед регулярными собраниями жителей, которые обсуждали и решали основные вопросы, формулировали требования. Население объявляло свои города и сёла «автономными регионами» и восстанавливало там нормальную повседневную жизнь. В городе Саранда, например, «комитет спасения» организовал распределение продуктов питания. Был даже создан Национальный комитет спасения, объединивший делегатов, избранных советами 15 городов. Этот орган координировал их деятельность в области работы транспорта, энергоснабжения и т.д. В ходе восстания население стихийно упраздняло частную собственность, изымая из магазинов необходимые для жизни продукты и товары. Контролируемые народными собраниями и советами вооружённые отряды жителей боролись со спекуляцией и мафиозными структурами. В контролируемых советами городах было организовано изъятие из банков денежных средств финансовых пирамид и махинаторов для выплаты ущерба, нанесённого рядовым вкладчикам.
В Аргентине, в ходе восстания после массовых протестов населения, вызванных финансовым дефолтом экономики в декабре 2001 г. жители организовывали в кварталах кооперативы для совместной закупки товаров по более низким ценам или разведения общих огородов. Возникали добровольные соседские кассы взаимопомощи. Объединяясь в специальные бригады, организовывали подключение к сетям тепло- и энергоснабжения, от которых были отключены за неуплату целые кварталы. Рабочие ряда фабрик, брошенных хозяевами, объединялись в кооперативы и брали в свои руки управление предприятиями. Такова, например, знаменитая фабрика «Брукман». Но наиболее ярко тенденции к самоуправлению проявились тогда в создании квартальных ассамблей (общих собраний жителей, сходов). На квартальных ассамблеях, проходивших в публичных местах, обсуждались не только местные проблемы (кризис здравоохранения, безработица, нехватка продуктов), но и общенациональные, политические и экономические вопросы. Жители формулировали свои требования правительству и предпринимателям, обсуждались конкретные действия. На регулярно проводившихся межквартальных встречах (interbarrial) осуществлялся обмен опытом деятельности. Центром движения ассамблей был Запад Буэнос-Айреса, аргентинской столицы. Однако подобные организации существовали и в других регионах. В провинции Росарио, например, они объединяли более 24 народных собраний.
В Кабилии система самоуправления выросла на основе традиционной для этого региона Алжира кабильской родовой общины – аарш. Народные собрания аарш, взявшие в свои руки реальное управление в регионе после массовых выступлений населения в апреле – июне 2001 г., сумели преодолеть патриархальность общины. Большая роль в них принадлежала женщинам. В народных собраниях участвовали не только родственники, но и соседи, жители одного населённого пункта. В деревнях и кварталах собрания принимали решения, касающиеся действий на местах. Происходили собрания окружных и межобластных советов делегатов. Все основные решения на них обсуждались первоначально на общих собраниях, затем – отстаивались делегатами на более высоких уровнях. Делегаты, связанные наказом, и отзываемые в любой момент, обязаны на них представлять мнение собраний, а не выражать своё личное мнение. Летом – осенью 2001 г. общины объединились в «Координацию округов, аарш и общин», провозгласивших независимость от власти и любых политических партий, утвердивший суверенитет общих собраний: «Межобластная координация не образует какой-либо организационной структуры, но служит лишь местом синтеза размышлений снизу с целью объединить действия и соединить пути и средства их осуществления», - говорилось в документах движения.
Во Франции система общих собраний и подотчётных им делегатов впервые эффективно показала себя в ходе студенческих забастовок весны 1995 г. В городе По «генеральная ассамблея» из 800 студентов по инициативе анархистов приняла решение о том, что движение будет действовать именно в такой форме. Благодаря ассамблаеарной организации, вовлекающей в повседневную активность тысячи студентов и преподавателей, активистам удалось довести численность участников протестов до 10000, что было рекордным для такого небольшого города, как По. Такие же формы приняло движение против контракта «первого найма» во Франции. Само движение, включавшее в себя сотни тысяч участников, выросло, как пишет один из французских рабочих-анархистов, «из ряда ассамблей (собраний), которые постепенно стали массовыми и в ходе которых выработались структуры и идеи, прежде чем люди перешли к действиям. Это позволило придать им глубину и связанность. Ассамблеи позволяли людям понять друг друга, вместе выдвигать идеи, до каких отдельные индивиды никогда не додумались бы. …Там развивается сознание возможности организоваться без лидеров».7 Движение ассамблей в это время охватило учебные заведения Монпелье, Ренна, Тулузы, Руана, Канна и др. городов. Был созван координационный комитет студенческого движения в Броне под Лионом, объединявший 490 делегатов от студентов и 20 – от наёмных работников. Именно эти ассамблеарные структуры, а не профсоюзы, были ядром движения, его наиболее активной частью.
Выводы из приведённых примеров очевидны: трудящихся, участвующие в массовых выступлениях против власти бюрократии и капиталистов, часто стремятся к тому типу организации, который практикуют анархисты-коммунисты. Конечно, эти выступления и самоорганизация трудящихся ещё не были социальной революцией в либертарно-коммунистическом понимании. В условиях социальной революции создание трудящимися системы органов всеобщего самоуправления должно сопровождаться переходом средств производства и потребления в руки этих организаций. Но и с этой точки зрения в пролетарских движениях последних десятилетий мы видим совершенно чёткие тенденции к воплощению в жизнь анархо-коммунистических принципов. Мы приводили факты, свидетельствующие о том, что восставшие не останавливаются и перед принципом частной собственности, стихийно воплощая в жизнь свои представления о социальной справедливости. В этом можно видеть определённую склонность участников подобных движений к принятию коммунистических идеалов. Для этих социальных движений был характерен и стихийный интернационализм. В пламени борьбы за жизнь и собственное достоинство даже межнациональные конфликты на время отошли на второй план. Вот как греческая газета «Эпендитис» характеризовала настроения в Албании зимой 1997 года: «В пламени восстания исчезли предрассудки отдельных групп населения: албанцев и греков, мусульман и христиан». В Кабилии движение активно выступило против ограничения аарш патриархальными рамками. От влияния на собрания устраняли исламских фундаменталистов и местные регионалистов. Стихийным интернационализмом масс отличалось и движение шур в Курдистане – в нём участвовали как курды, так и арабы. В вооружённых отрядах советов сражались тысячи солдат, дезертировавших из иракской армии. Во Франции среди боровшихся против контракта «первого найма» студентов было немало иностранцев, в том числе – выходцев из африканских и азиатских стран.
В пользу анархистской революции играет и утрата национальными правительствами в условиях глобализации временно выпавшей на его долю исторической роли межклассового арбитра и источника социальных реформ. Роль правительств свелась к конкуренции с другими государствами за создание выгодных условий для привлечения транснационального капитала. Естественные требования ТНК – максимальное дерегулирование трудовых отношений, ограничение работы местных профсоюзов, абсолютная власть предпринимателя на производстве, снижение налогов на бизнес. Зигмунт Бауман, британский левый социолог, указывает, что современные государства всё больше и больше превращаются в полицейские участки, конкурирующие между собой за размещение капитала. Современный российский экономист Михаил Делягин указывает, что неолиберализм «вызывает рост внутренней напряжённости и враждебность к государству… Именно в этом состоянии поднимающегося протеста и расширяющейся враждебности к государству и находится сегодня российское общество».
В отличие от многих современных левых авторов мы не считаем, что технологический прогресс имеет решающее значение в вопросе о возможности воплощения в жизнь анархо-коммунистической модели. Так, например, современный Интернет во многом является выражением олигополистической системы. Несмотря на сопротивление со стороны достаточно больших групп пользователей, он контролируется спецслужбами и правительствами, коммерциализируется крупными корпорациями. Многие исследователи (в частности, М. Кастельс и М. Говард) указывают на такой фактор, как «цифровой разрыв» или «информационное неравенство», что обозначает разрыв «высших» и «средних» классов, среди которых высок процент пользователей Интернета и теми, кто из-за недостатка материальных средств и отсутствия необходимого уровня образования не в состоянии подключиться к Сети и эффективно использовать её в процессе труда. Будем реалистами - возможность чего-либо не есть ещё стопроцентная гарантия реализации. Сама возможность преодоления цифрового разрыва с обеспечением равного доступа к интернету для всех возможна лишь в обществе, преодолевшем разделение на правящие и эксплуатируемые классы.
Тем не менее, технологии дают известный шанс на проведение в жизнь анархо-коммунистической модели общественных отношений. В первую очередь, речь идёт о развитии информационных технологий, робототехники, производстве мощных компактных компьютеров с их дальнейшим использованием в промышленности, о новых областях медицины, новых источниках энергии (энергия солнца, приливов, морских течений, ветра). Децентрализованные, гибкие, незначительные по масштабам технологии, сберегающие ресурсы, связанные с искусственным интеллектом, вполне способны создать основу для сокращения экологических рисков, а также коренного изменения в процессах труда и самоуправления. Широкое применение подобных технологий создаёт объективные возможности для преодоления механического конвейерного труда и создания новых форм производства, основанных на труде творчески мыслящих специалистов, способных работать со сложным оборудованием, суверенно распоряжаться рабочим временем, кооперироваться между собой и самостоятельно принимать решения. В ряде корпораций возникли небольшие автономные производственные подразделения, где введены элементы трудового самоуправления. Усложнение производства, таким образом, создаёт условия для восстановление типа самостоятельного работника, способного к целостному пониманию производственных процессов и кооперации. Ведь работники, управляющие производственными процессами, связанными с высокими технологиями, должны действовать, как слаженная команда, члены которой хорошо понимают друг друга. Иначе – координация между производственными процессами будет нарушена. Уже в 1990-е – 2000-е годы в мире, преимущественно в сфере «хай-тек» (особенно – среди программистов, работающих в интернет-сети) вырос слой суверенных индивидуальных работников, новых самостоятельных пролетариев. Ряд левых авторов обозначают этот слой, как новый класс, суверенно распоряжающийся своими средствами производства и потому в большей степени, чем традиционный пролетариат, склонный к экономической независимости и способный вытеснить предпринимателя и управленца - «информалиат». Однако, несмотря на наличие здесь определённой экономической независимости, мы полагаем, что речь идёт всё же не о новом классе, а скорее, о классе, действующем в рамках капитализма. Это мелкие пролетаризированные ремесленники, самостоятельные пролетарии, в рамках компьютеризированной рассеянной мануфактуры, которые обслуживают крупный частный капитал. Сюда можно включить, помимо программистов, водителей-владельцев грузовиков, разные категории надомных работников и т.д. В условиях глобального олигополистического капитализма, когда около 500 ТНК контролируют более 60% мирового производства, эти группы и индивиды вынуждены конкурировать между собой за получение заказов от центров концентрации капитала, что далеко от экономической независимости. Однако само формирование и функционирование этих групп свидетельствует о перспективности анархистской модели самоуправления на производстве.
Например, архитектура того же Интернета, построенная по децентралистскому принципу «от многих к многим», в отличие централизованных СМИ (работающих по принципу «от одного к многим») и телекоммуникаций («от одного к одному»), даёт неограниченные возможности для самоорганизации людей. Интернет может способствовать и возникновению независимых информационных структур, в работе которых будут задействованы все, кто желает опубликовать любую социально значимую информацию. Подобные технологии могут обеспечить открытость доступа к общественно значимой информации, создают дополнительные возможности для планирования с участием каждого потребителя, обеспечивают для него быструю связь с производителем продукции связь между предприятиями и даже подразделениями одного и того же предприятия, находящимися на различных континентах планеты Земля. Для значительного числа работников такая система связей может обеспечить возможность работы дома, что избавит их от преодоления весьма значительных пространств по пути на работу. Хотя это возможно далеко не во всех случаях.
Электронные технологии и робототехника создают условия для качественно иной экономики, которая способна освободить человека от выполнения большинства функций на массовом производстве и превратить его труд в свободную, самоопределяемую деятельность, направленную на самореализацию. Именно о такой экономике писал теоретик экосоциализма А. Горц, указывавший, что помимо основного сектора, основанного на автоматизированном производстве, в самоуправляемом коммунистическом обществе возникнет сектор «свободного времени»: «Каждый квартал, каждая коммуна располагают открытыми день и ночь мастерскими, оснащёнными всем, что может оказаться полезным, включая машины. Жители кварталов индивидуально, коллективно или группами изготовляли бы различные вещи для себя, а не для рынка, согласно своим вкусам и желаниям. Так как они работали бы только двадцать часов в неделю (а может быть и меньше), взрослые могли бы всё время учиться тому, что дети изучали бы в начальной школе: работа с тканью, деревом, металлами, работа электрика, механике, керамике, агрокультуре…»
Революция.
Наиболее приемлемый для анархо-коммунистов путь перехода к обществу социальной справедливости всегда был связан с революционной сменой существующего порядка, при котором обеспечивалось бы сохранение технологий и других, наиболее прогрессивных достижений человечества, обеспечивающих потребности широких слоёв населения. Такой путь может быть реализован путём социальной революции, проведённой самоорганизованными массами. Революционные движения 1990-х – 2000-х гг., особенно упоминавшиеся нами движения в Курдистане, Албании, Аргентине, Франции, показывают возможное развитие событий. Движущей силой социальной революции в наше время, как показывает динамика выступлений 1990-х – 2000-х гг., остаётся пролетариат. Разумеется, это уже не те слои населения, которые включал в эту группу Карл Маркс в XIX в. Класс эксплуатируемых капиталом, лишённых власти и собственности работников эволюционирует вместе с капиталистическим строем. Речь идёт и о включённых в этот слой интеллектуальных пролетариях, труд которых уже давно перестал быть привилегированным по отношению к уровню оплаты труда. Однако современный пролетариат представляет собой атомизированную массу, утратившую общинно-ремесленный дух коллективизма, разобщённую, проникнутую мещанскими жизненными ценностями среднего класса (такими, как ориентация на увеличение потребления, эгоистическая забота о собственном благе). Последний фактор особенно значим и является весьма сильным инструментом манипуляций в руках правящих элит. Михаил Делягин достаточно точно определил средний класс в качестве «властителя дум» современного общества, образ жизни которого господствует в СМИ как образец подражания для широких слоёв населения, в том числе – и для промышленного пролетариата. Как показали революционные выступления последних двадцати лет, пролетарские слои населения (особенно это касается промышленного пролетариата) легко поднимаются на восстание в ситуации, когда возникает угроза снижения уровня потребления, но практически неспособны удержаться в состоянии монолитной единой силы, легко попадая под влияние разного рода либеральных, националистических, или авторитарно-левых группировок, выступающих с популистскими лозунгами.
Однако глобализация капитала создала условия, необходимые для радикализации этого класса. В частности, непрерывное наступление капиталистов на права трудящихся в 1970-х – 2000-х гг., во многом, разрушило общественный договор, существовавший в Западной Европе и США. Пролетарии лишены прав и социальных гарантий, связывавших их революционные устремления. Как мы указывали ранее, государство, встав окончательно на сторону капитала, утратило роль арбитра межклассовых отношений. В 1990-е – 2000-е годы произошло резкое смещение вправо партий левого спектра. Фактически социал-демократические партии, компартии и партии «зелёных» давно уже превратились в подобие либерального крыла Демократической партии США, утратив роль выразителей интересов эксплуатируемых. Либо, как в России, странах Азии и Латинской Америки, они стали частью националистических сил, что также означает наступление на интересы трудящихся в целях сохранения в стране капиталов. Глобализация, выбившая основу для реформистской политики партий и профсоюзов, разрушила их возможности для сдерживания классовой борьбы. Показательно, что все крупнейшие пролетарские выступления последних двух десятилетий происходили без руководства профсоюзов и партий, и скорее даже вопреки ему. Пустота, оставшаяся от реформистских идей, может быть вполне заполнена (а на стихийном уровне так и происходит) революционными идеями.
Традиционный промышленный пролетариат уже не является ведущей силой, авангардом пролетариата. Этот слой населения в странах капиталистического центра менее задет тенденциями глобализации, чем временно занятые рабочие и безработная молодёжь. В пролетарских выступлениях 1990-х – 2000-х гг. всё чаще, раньше и активнее промышленных рабочих выступают безработные, прекаризированные (то есть – работающие временно, с ненормированными рабочим днём и условиями труда, на основе индивидуальных контрактов) рабочие мелких предприятий и торговых фирм, пролетаризированные в результате разорения мелкие буржуа, новые самостоятельные работники, интеллектуальный пролетариат, студенчество и учащиеся. Эти силы и составляют авангард возможной пролетарской революции. Разрушение традиционных профсоюзов вытесняет из поля борьбы и её традиционную форму – забастовку. Её заменяют радикальные формы прямого действия: демонстрации, перекрытие дорог, захват административных зданий и предприятий, саботаж. И даже – вооружённые формы борьбы, к числу которых относятся, например, попытка рабочих военных заводов в Греции применить в ответ на резиновые пули полиции гранатомёты, изготавливавшиеся на заводе. Здесь же стоит вспомнить опыт захватной забастовки на кирпичном заводе под Багдадом в Ираке, в октябре 2003 г., когда для защиты бастующего завода от штрейкбрехеров выставляли вооружённую рабочую охрану при пулемётах, а также – действия рабочей молодёжи пригородов, применившей методы городской партизанской войны против полиции. К радикализации выступлений неизбежно ведут реалии капиталистической глобализации. Причина проста – становится невозможно традиционными методами легальной борьбы добиться серьёзных уступок рабочим со стороны предпринимателей и государства. Только угроза захвата зданий завода и разрушения и уничтожения оборудования, останавливает предпринимателя от массового увольнения рабочих и перевода предприятия в другой регион или страну, или, по крайней мере – заставить его выплатить серьёзные компенсации рабочим (как это было с заводом «Селлатекс» и во Франции в июле 2000 г.).
Актив социально-революционного движения сейчас во многом составляют пролетарии интеллектуального труда – интеллигенты-гуманитарии или естественники, реже – представители технических специальностей. Именно эта группа в настоящее время составляет ядро анархистских пролетарских организаций. Они же являются группой, генерирующей новации в области теории и стратегии борьбы. Часть актива движения (и довольно значительную) составляет большое количество интеллектуалов-маргиналов (в основном, по своему психологическому типажу – это нечто среднее между Орасио Оливейрой из «Игры в классики» Кортасара и интеллигентами-разночинцами 1860 - 70-х гг.), в основном – бывших студентов и лиц с высшим образованием, не имеющим определённой и гарантированной работы.
Роль революционного субъекта, катализатора революционного процесса, вероятно, выпадет на долю «рабочей интеллигенции», под которой следует понимать часть рабочего класса, имеющую склонность к саморазвитию, реализуемую за пределами профессии. Как и у других групп интеллигенции, главная, базовая неотъемлемая черта рабочего-интеллигента, выделяющая его в качестве революционного субъекта – склонность к осмыслению социального положения своего класса. «Рабочая интеллигенция, - пишет анархистский публицист М. Магид, - это люди, способные к обобщениям, анализу реальности, к выходу за пределы данности, наличного капиталистического бытия. Именно такие люди были организаторами крупных ассамблеарных стачек в прошлом и настоящем и всех революционных движений в истории». Эта прослойка, насчитывающая несколько десятков тысяч человек, вполне способна, при интенсивной пропагандистской работе анархистов, дать для них несколько тысяч активистов. Представители интеллектуального пролетариата и рабочая интеллигенция, таким образом, составят костяк будущей социальной революции. Основанным на объединении представителей этих групп организациям предстоит установление союза с остальными слоями пролетариата. Итак – кто же станет авангардом будущей социальной революции?
В первых рядах борьбы в 1990-е – 2000-е гг. шли молодые пролетарии. Во Франции это были студенты, в основном, дети рабочих, которым потребности капиталистического производства в интеллектуальных работниках открыли двери государственных университетов. Именно молодёжи свойственен в большей степени революционный пыл. Пожилые рабочие в основной своей части сломаны капиталистической системой, ощутив на своём опыте невозможность ликвидировать капиталистический строй. У молодых пролетариев такие настроения ещё не развиты в достаточной степени. Другая важная категория сопротивления – безработная и самозанятая молодёжь пригородов, в том числе – её люмпенизированная часть. Конечно, по чисто мировоззренческим причинам эта часть молодых пролетариев вряд ли способна стать сознательном авангардом революции. Однако скопившиеся в этих людях ненависть, ощущение безысходности и хороший заряд адреналина, удесятеряют результативность революции.
Следует помнить и о такой группе, как рабочие-мигранты. Миграция рабочей силы из стран периферии в развитые капиталистические страны привела во многом к формированию слоя пролетариата, не интегрированного в капиталистическую систему и не считающего страну, в которой он работает, своей родиной. А потому – готового к бунтам. Безусловно, как показали события во Франции, анархо-коммунистам следует всерьёз рассчитывать и на этот слой пролетариата.
Победа революции невозможна без поддержки какой-либо из крупных групп пролетариата. Миллионы «новых самостоятельных работников» в условиях социальной революции являются неотъемлемой частью революционного движения. Присущие им навыки трудовой автономии и самоуправления должны стать одним из камней в основании будущего либертарно-коммунистического общества. Но эта категория работников смотрит свысока на безработных и временно занятых. Невозможна победа в такой революции и без поддержки промышленных рабочих, которые могут как парализовать капиталистическое производство, так и наладить его на новых началах, в союзе с интеллектуальным пролетариатом и «информалиатом». Необходим союз и с работниками «хайтэка». Научно-технический и инженерно-технический компоненты пролетариата и новых самостоятельных работников во многом более остальных подготовлены к восприятию анархо-коммунистических идей. Высокий образовательный уровень этой группы объективно облегчает понимание коммунистической перспективы. Однако, - этот слой пока никак себя не проявил в пролетарской борьбе, если не считать участие его представителей в альтерглобалистском движении. Впрочем, определённая часть этого слоя в своей сетевой активности и профессиональной деятельности фактически пропагандирует коммунистическое отношение к произведённому продукту и анархические принципы взаимодействия. С этой точки зрения весьма красноречиво выглядят книги и статьи Берда Киви, принадлежащего к этой среде и являющегося по своим убеждениям анархистом.
Тенденции к союзу различных групп пролетариата проявлялись в период студенческих выступлений 2006 г. Тогда на студенческие общие собрания приходили рабочие и пенсионеры – родственники студентов, выражавшие таким образом солидарность со своими детьми и внуками. По информации, полученной мной из беседы с участвовавшими в этих событиях левыми коммунистами-люксембургианцами из французского отделения Международного коммунистического течения (ICC), незадолго перед тем, как правительство Саркази пошло на уступки, в знак солидарности со студентами начали бастовать и рабочие заводов, на которых работали, в большинстве своём, родители и родственники студентов. Это и стало решающим фактором отступления неолиберального режима.
Поводом к широкомасштабным социальным выступлениям трудящихся могут послужить уже давно прогнозируемый глобальный экономический кризис в сочетании с проведением в жизнь правительствами крайне непопулярных мер в духе неолиберализма (добивание системы социальных гарантий, льгот, сокращение государственных расходов, повышение оплаты за различные услуги). Неожиданное отключение от системы потребления широких слоёв населения, приученного СМИ к запросам «среднего класса», и всё ещё, в своей массе, питающего иллюзии когда-либо «упорным трудом» добиться процветания, может иметь весьма радикальные последствия.
Впрочем, не будем впадать в иллюзии. Немалую роль в подобных массовых выступлениях играет субъективный фактор. Во многих случаях даже вполне анархистские и самоорганизованные движения действуют в русле реформистских лозунгов, попадают под влияние политических партий. Отдельные их активисты, безусловно, близки к пониманию необходимости переустройства жизни общества на тех же принципах, на каких функционируют созданные ими народные ассамблеи. Но для большинства из них отсутствие альтернативного проекта общественного устройства приводит к возвращению к традиционной политической системе: выборы, поддержка кандидатов «левых» (или - либеральных или националистических, религиозно фундаменталистских партий), переговоры с правительством об удовлетворении частичных требований, взаимные уступки.
Соответственно – одним из главных главным фактором перерастания стихийно оформившихся движений самоуправляющихся инициатив в источник либертарно-коммунистического строя остаётся распространённость идей анархо-коммунизма в обществе, формирование влиятельных анархистских организаций, создание рабочих союзов и квартальных, общинных самоуправленческих организаций жителей, поддерживающих идей анархизма. Задачей анархистского движения является превращение анархизма в идею-силу, охватывающую широкие слои населения. Отсюда вырастает необходимость разрыва либертарных левых сил с ориентацией на контркультурную среду, как основную их социальную базу на настоящий момент. Необходим отказ от ориентации на маргинальные проблемы вроде борьбы исключительно за права сексуальных меньшинств, животных, пропаганды веганизма, благотворительных проектов и прочих «малых дел», способных маргинализировать и загубить вконец любое мало-мальски перспективное социально-политическое движение. Необходимо преодоление свойственных для ряда анархистских организаций попыток встроиться в существующую систему общественных отношений через участие в выборах в органы власти или создание легальных, управляемых функционерами профсоюзов, таких как SAC в Швеции, CGT в Испании и СКТ в Сибири. Подобные структуры ничего не дают для развития народного самоуправления, зато втягивают движение в русло компромиссов и борьбы за власть над народом.
Радикальной альтернативной стратегией для современного анархо-коммунизма является ориентация на развитие самоорганизованного пролетарского движения, выступающего на основе общих собраний, тактики прямого действия (борьбы за свои интересы независимо от органов власти, предпринимателей, политических партий), признающие либертарный коммунизм, как цель борьбы. Основой, костяком этого движения должна стать сеть локальных анархо-коммунистических групп, созданных на предприятиях, в учебных заведениях, учреждениях, а также – групп, привязанных к борьбе населения определённого квартала, определённого населённого пункта. Путём пропаганды личным примером, отстаивая методы прямого действия и принципы власти общих собраний, они должны стремиться к восстановлению в сознании пролетариев идеала либертарного коммунизма, как общества, за которое стоит бороться. Сеть подобных групп, автономных в своей деятельности, но объединённых в федерацию, ориентируется на создание сети либертарных жилищных (в том числе экологически ориентированных) и рабочих организаций. Участвуя в социальных движениях, анархо-коммунисты не должны подстраиваться под существующие предрассудки и иллюзии. Лишь последовательно развенчивая их, выступая против партий и профсоюзов, они способны добиться широкого распространения своих идей, а себе заслужить статус носителей реальной социально-политической альтернативы.
Вполне возможно, в случае роста влияния рабочих анархистов, в ходе социальных волнений ближайших 10 – 20 лет возникновение очагов либертарно-коммунистического устройства в различных регионах мира. Однако возможен и другой вариант развития событий. Если мы учтём тот факт, что по мере развития основанных на самоуправлении народных движений широкое влияние на них начинают оказывать также авторитарные политические партии троцкистского, сталинистского, леволиберального и даже националистического толка, заимствующие нередко лозунги самоуправления, можно сделать вывод о возможной интеграции этих структур в рамках этатистской модели общественного устройства.
Для победы над этими тенденциями современным анархистам, вероятно, придётся усвоить один важный исторический урок, преподанный им историей ещё со времён российской революции 1917 – 1922 гг. Ведущие деятели российского и украинского анархизма, В. Волин и А. Горелик упоминают, что к лидерам Конфедерации Анархистов Украины «Набат» обратились представители нескольких воинских частей гарнизона Харькова (в числе которых был отряд, охранявший СНК УССР), предложившие анархистам свою помощь в деле организации свержения большевистского правительства Украины и захвата власти. Волин датирует это событие осенью 1919 г., Горелик – осенью 1920 г. Лидеры «Набата» отказались от предложения красноармейцев, и заявили, что следует ждать новой революции, развёрнутой широкими народными массами. А ведь ещё 9 июня 1917 г., в процессе подготовки вооружённой демонстрации в Петрограде, намеченной на 3 – 4 июля, анархисты создали Временный революционный комитет (ВРК). Этот орган, избранный на конференции представителей 150 предприятий и воинских частей столицы, как видно из воззваний Петроградской Федерации Анархистских Групп, считался органом координации действий восставший, а в перспективе должен был трансформироваться в контролирующий Советы орган.
Догматизм и излишняя вера в стихийность или «сознательность» масс во время революции вредны! Итак, если, как вполне справедливо пишет Инсаров, «много раз власть лежала на улице (Албания, Аргентина, Боливия, отчасти – Украина и Киргизия), но пролетарии не догадались, что нужно наклониться и поднять её», – анархисты должны взять в свои руки, конечно, не власть, но инициативу. В 1919 – 1920 гг. анархисты могли бы свергнуть вооружённым путём большевистское правительство в Харькове, а затем – сформировать из делегатов поддержавших их воинских частей и предприятий самоуправленческий орган – ВРК. Далее этот орган мог расшириться за счёт представителей новых коллективов, получить поддержку общих собраний предприятий и жителей, став инициативный центром проведения анархо-коммунистических преобразований, полноценная программа которых была также намечена ещё 6 ноября 1918 г. в «Манифесте Московской федерации анархических групп». Так же должны действовать и анархисты нашего времени в случае, если сложатся все благоприятные условия для социальной революции.
Инволюция. Или – коммунизм может возникнуть и без новейших технологий.
Помимо революционного пути, ориентированного на создание модели, основанной на современных технологиях, прогрессивные достижения культуры и науки, вполне вероятен противоположный вариант развития событий, связанный с регрессом и затяжной инволюцией в развитии человечество. Это признают и сами анархисты. «Мы не марксисты и не гегельянцы, и мы не верим в то, что новый этап пролетарской борьбы обязательно станет синтезом всех достоинств первых двух этапов, и что всё будет к лучшему в этом лучшем из миров», - пишет активист Межпрофессионального союза трудящихся (МПСТ) М. Инсаров.
Современные социологи, политологи, футурологи, экономисты, говорящие о кризисе капитализма и о кризисе «западной цивилизации» весьма часто упоминают о таких факторах инволюции, как глобальная экологическая катастрофа или весьма вероятная в отдалённом будущем третья мировая война. Для России таким фактором могут стать нарастание этнических конфликтов и прогнозируемый многими авторами (а некоторыми, как С. Белковский, констатируемый) экономический кризис, сопряжённый с исчерпанием части нефтегазовых месторождений и падением цен на нефть. В конце концов – предсказания скорого распада России становятся уже неоригинальными в устах авторитетных оппозиционных политологов. Как показала история государств, входивших в состав бывшего СССР и бывшей Югославии, распад такой огромной и многонациональной страны чреват большой кровью. Вполне ощутимо вообразить развал российской экономики, распад страны, возможный при сговоре губернаторов подобном «беловежскому», с упадком московского мегаполиса, с превращением страны в аналог Ливана, Сомали и Боснии при клановом, этническом и религиозном дроблении.
При анализе теоретических и публицистических работ современных российских анархистов, при личных беседах со многими из них, я к удивлению для себя обнаруживал полное отсутствие представлений о таких перспективах. За исключением ряда статей в издающимся МПСТ журнале «Прямое действие» (М. Магида, М. Инсарова) подобные прогнозы не встречаются нигде. Для многих анархистов, ориентирующихся на популярный в Западной Европе и США контркультурный анархизм образа жизни, или встроенную в политическую и экономическую жизнь преуспевающих капиталистических государств борьбу за «права человека», характерно отношение к существующему общественному строю, как к вечно непробиваемой стене, в которую можно без конца бить, не ожидая скорого её разрушения. При этом сохраняется чувство комфорта и ощущение, что так будет вечно. Вечно не будет… Современный российский режим – это колосс на глиняных ногах, смазанных для прочности нефтью. Обломками этого колосса может насмерть завалить бьющих его. Соответственно, чай не в США живём, должна быть готова и стратегия действий на тот случай, если центробежные процессы приведут к разрушению.
А в этой ситуации на первое место в поведении людей также могут выйти некоторые механизмы взаимопомощи, которые способны развиться в анархическое самоуправление. Приведём известный пример. Бультерьер, как весьма сильное животное, способен загрызть любую собаку в одиночку. Но на улице это животное долго не проживёт – бультерьер не способен объединяться с собаками в стаи. А на улице – в холоде, постоянном поиске пищи и борьбе с другими собаками выживают лишь те, кто объединяются в стаи. Вульгарные капиталистические теоретики поучают нас известной каждому с детства подъездно-дворовой истине, что в драке выживает сильнейший. При этом забывают указать, что сильнейший – это тот, кто способен к объединению с другими. Читайте книгу Петра Алексеевича Кропоткина «Взаимопомощь, как фактор эволюции», господа.
Итак: в условиях социальных и природных катаклизмов могут выжить лишь коллективы. Здесь хорош пример, приведённый в книге М. Делягина: «во время приведённого в качестве примера Ленского наводнения жители многих также смытых деревень отнюдь не дожидались помощи (и правильно делали – в некоторые населённые пункты, по данным журналистов, она так и не пришла), а сразу же взялись за работу – причём кое-где им приходилось валить деревья в прямом смысле голыми руками, не имея никакого инструмента вообще». Неизбежный процесс разрушения общефедеральной бюрократической системы, утрата бюрократией своего авторитета в глазах населения, неизбежно приведёт (а кое-где уже привёл) к стихийной самоорганизации населения в местах постоянного и компактного проживания – в сёлах, посёлках и многоквартирных домах, на предприятиях. На основе этих, альтернативных власти структур, по мысли Делягина, постепенно сложатся новые органы власти на местах, которые заменят собой прежние структуры. В качестве примера он приводит складывание исламского самоуправления на Северном Кавказе.
В ряде регионов РФ (Мордовии, Татарстане), Украины (Буковина), а также в Киргизии в 1990-е гг. началось возрождение традиционных структур взаимопомощи в виде патримониальных (большесемейных) общин. Вот что пишет об этом один из очевидцев: «Рядом с вымирающими русскими сёлами в той же пензенской области или в соседней Мордовии стоят процветающие, да, именно процветающие татарские и мордовские сёла. …И татары, и мордва сохранили семейно-родственные связи. …Жители эрзянского села считают родственниками жён и мужей своих родственников и членов их семей, если только те живут в их селе. При этом родственник может не быть эрзянином, да и вообще мордвином… И хотя жители такого села ведут свои хозяйства отдельными дворами, в каждом дворе помнят, что они – члены большой семьи. И выражается это… в том, что сосед-родственник всегда готов помочь своему соседу-родственнику: присмотреть за скотиной, пока тот съездит в город; закупить в городе одежду, обувь или инвентарь не только для себя, но и для родственников, помочь им при ремонте старого дома или постройке нового». После разрушения колхозов русские сёла, в которых община разрушена достаточно давно, пришли в упадок. В мордовских же и татарских сёлах мелкотоварное производство держится и процветает, во многом, за счёт общинной взаимопомощи. В Буковине, по рассказам местного анархиста, который был передан мне знакомыми, сельское население с радостью восприняло распад СССР. «Большевистская власть убралась, и слава Богу», - говорили буковинские селяне. В буковинских деревнях та же ситуация, что и в Мордовии. Жители благорасположены к своим, молодёжь не склонна уезжать, свои же следят за порядком, даже двери на ночь во многих домах не запирают. Правда, пьянство, как одна из наиболее серьёзных язв современной постсоветской деревни, сохраняется. Но несмотря на это общинные связи делают своё дело – и в Буковине, и в Мордовии мелкотоварное производство на селе процветает и миграция из села в город не имеет больших масштабов. Наоборот, - в Буковине мигрировавшая в города деревенская молодёжь в 1990-е – 2000-е годы даже возвращается на проживание обратно в село.
Опыт возрождения общинных структур и элементарных солидарных общностей для выживания в экстремальных условиях показывает нам, что не следует в оценке перспектив социальной революции исходить из марксистского линейного прогрессизма и ожидать обязательно высокого уровня технического развития. Эти очаги самоуправления пока не проявляют какой-либо направленности к воплощению либертарно-коммунистических идей. Но разве пытался хоть кто-то в них эти идеи привнести. Да ещё на понятном для людей языке.
Проблема языка, проблема поиска аналогий очень остро стоит для современных анархистов, и вообще – для левых. В своё время верный подход к этой проблеме представил немецкий левый философ-идеалист Эрнст Блох. В изданной в 1935 г. книге «Следы нашего времени» он анализировал причины поражения левых сил в Германии. Объяснение этому Блох дал через теорию неодновременности. С его точки зрения социально-экономические отношения на протяжении всех формаций, начиная с рабовладения, характеризуются как социально-экономической (базисной), так и культурно-психологически-политической (надстроечной) неодновременностью В капиталистическом обществе сохраняются целые сектора экономики и классовых отношений, унаследованные от первобытнообщинного, рабовладельческого и феодального обществ (особенно это касается развивающихся стран и европейской деревни). При этом гораздо более глубокие архетипические пласты прошлого сохраняются в психологии человека, в воспроизводимых им культурных стереотипах, в его политических симпатиях и утопических идеалах будущего. Идеалы средневекового рыцарства, общинная солидарность, крестьянское бунтарство, христианское монашеское благочестие, утопии еретиков – всё это оставило свой отпечаток в психологии немца 1930-х годов. Отсюда – восприимчивость людей к тем, кто такие идеалы пропагандирует. Левые потерпели поражение, считал Блох, поскольку отказались от использования архетипов немецкой национальной культуры. Зато нацисты использовали её куда чаще.
Во многом – в теории неодновременности, как в практической области (возрождение институтов взаимопомощи общин на основе исламской уммы), так и в духовной (апелляция к исламским традициям, противопоставляемым социодарвинистским и атомизирующим личность ценностям западной цивилизации) скрыта причина огромных успехов радикальных исламских движений. Современные же российские анархисты по большей части не знают почти ничего о Степане Тимофеевиче Разине, самобытном народном герое-бунтаре, напрочь лишённом монархических амбиций вожде крестьянской войны.
Но в духе теории неодновременности ещё до её формулирования Блохом рассуждали русские народники 1870-х гг., теоретики анархо-коммунизма начала XX в. П.А. Кропоткин и А.А. Карелин. Понимал это и У. Моррис, написавший роман «Сны Джона Болла», в котором социалист XX века неожиданно просыпается во времена крестьянской революции в Англии XIV в., и вынужден действовать так, как действовали крестьянские коммунистические проповедники в то время.
Задачи современного анархизма - в прорыве неодновременности. Анархизм, как социально-философское учение многокультурен, хотя и сформировался в ареале Западной христианской и Восточной-христианской цивилизаций. Однако в различные эпохи анархо-коммунизм проявлялся то в общинно-коммунистических традициях различных народов, в идеологии стихийных крестьянских и городских восстаний, в учениях древнегреческих философов, в учении Иисуса Христа и христианских мыслителей (таких, как Феодосий Косой и его последователи, духоборы-веригинцы), радикальном даосизме, буддизме, в учениях отдельных мыслителей-суфиев. Следовательно – анархисты смогут найти ответ на вызовы неодновременности, лишь обнаружить любую аналогию, подходящую для того, чтобы объяснить человеку из другой культуры, из другого мира идеи либертарного коммунизма на понятном ему языке.
Не исключено (хотя и не столь вероятно), что анархистские идеи найдут путь к людям, испытавших катастрофу, как мессианское религиозное учение. В конце концов – ислам как религия сформировался в условиях экологической катастрофы VIII в. в Аравии. А в разные эпохи, сопровождавшиеся кризисными явлениями, революционные идеи часто приходили, как выражение идей религиозных проповедников. Возможно воплощение анархизма и в качестве идей возвращения к общинным традициям предков, и как развитие идей близкого людям данной культуры мыслителя. Здесь очень интересен пример кабильских общин аарш, на основе которых выросло настоящее анархистское самоуправление, часть активистов которого даже выдвинула идею замены государственного строя в Алжире федерацией общин: «Решение, за которое выступает аарш, - это переустройство Алжира по горизонтальному принципу с председательством, переходящим от общины к общине», - так сформулировал эти идеи делегат из Эль-Ксер Али Герби. В конце концов советы у курдов назывались именем «шура». А ливанские коммунисты рабочих советов в 1970-е гг. назвали, например, свою организацию «Эль-Умами», что означает «Общинник», от арабского наименования общины – умма.
В ситуациях катастрофических вариантов развития анархисты имеют шансы на создание локальных коммунистических сообществ, возможно даже – в масштабе целых регионов. Эти сообщества, объединяющие заинтересованных в выживании и борющихся за жизнь людей, возможно даже не будут столь высокотехнологичными, как современное общество. Вероятно, - это будет мир, живущий в аскетичной и достаточно жестокой реальности, напрочь уничтожающий большинство иллюзий современного среднего класса. Но ничего не поделаешь – нужно быть готовым ко всякому. Даже экологическая катастрофа не должна остановить анархистов в борьбе за воплощение в жизнь идей либертарного коммунизма.
***
Мы понимаем, что представленные в нашей статье тенденции лишь приблизительно отражают возможности анархо-коммунистического движения. Прогнозируя возможные варианты развития событий, мы лишь намечаем основные вероятные линии действий левых пролетарских сил, представляем факторы, способствующие росту их влияния. Будущее вариативно. Оно зависит от того, насколько субъективно эти силы будут готовы реагировать на представленные нами варианты развития событий и какие сложатся условия для реализации альтернатив общественного развития.