1. Общая характеристика проблемы восстания

К лету 1919 года на Северо-западе России в военном и политическом отношениях сложилась тяжелая для Советской власти обстановка. С юга на Москву наступали войска Деникина, на востоке шли тяжелые бои с колчаковцами, а с территории Эстонии на Петроград двинулся Северный корпус белых. Образованный в октябре 1918 г. при непосредственном участии германской армии Псковский (позднее переименованный в Северный) корпус насчитывал к лету 1919 г. около 3000 штыков и сабель, 12 орудий и 30 пулеметов. После революции в Германии и ухода войск корпус остался без германской поддержки. Он участвовал в боях с Красной армией, и в ноябре был вынужден оставить Псков и отойти на территорию независимой Эстонии, объявившей о своей готовности принять его на службу. Со временем в корпусе (его еще называли Северной армией) возобладали проантантовские настроения. Переходить на службу Эстонии, независимость которой белые не признавали, корпус не спешил.

«Основой взаимоотношений Северной армии с эстонским правительством являются общие действия, направленные к борьбе с большевизмом и анархией, причем главным направлением действий армии является Псковская область» - гласил первый пункт договора, заключенного командованием корпуса с правительством Эстонии в декабре 1918 г.1Вплоть до майского наступления 1919 г. корпус занимался вылазками на советскую территорию и пополнялся добровольцами и мобилизованными в русских населенных пунктах Эстонии.

Как писала в июне 1919 г. «Петроградская Правда», «все «антибольшевистские организации», от открытых колчаковцев до меньшевиков и эс-эров, правых и левых, как оказывается, «сошлись в двух наиболее существенных пунктах разномыслия: 1) признания диктатуры до созыва национального собрания; 2) умолчания о сроке и условиях созыва этого последнего». Все за генеральскую диктатуры; все, вплоть до желтых социалистов!» 2 В отношении левых эсеров и подавляющего большинства эсеров и меньшевиков это была явная клевета – они энергично выступали против белых диктатур. Коммунистическая агитация стремилась поляризовать ситуацию: кто не с нами, тот за белых генералов.

Начав наступление 13 мая, к началу июня 1919 г. силы корпуса заняли обширную территорию по кратчайшему направлению на Петроград. 25 мая Красной Армией был оставлен Псков. К этому времени корпус имел три боевых участка: 1) северный, от Финского залива до с. Сабска, под командованием полковника графа И. К. Палена; 2) средний, от с. Сабска до р. Плюссы, под командованием полковника К. К. Дзерожинского и 3) южный, Гдовский, от р. Плюссы по р. Желче, под командой полковника С. Н. Булак-Балаховича. Фактическим (позже и формальным) командующим корпусом к тому времени стал генерал А. П. Родзянко. Общим замыслом всей летней операции он считал необходимость расширить плацдарм для более широких операций и выход из положения зависимости от Эстонии. При этом Родзянко не считал целесообразным вести наступление по кратчайшему направлению на Петроград. Действия в Псковском районе с дальнейшим направлением на Новгород-Чудово-Ладожское озеро, по его мнению, имели больше шансов на успех вследствие того, что «население Псковской и Новгородской губерний, по имевшимся сведениям, питало к нам больше симпатии и, наверное, принесло бы армии больше пользы, чем рабочие и потерявшие человеческий облик интеллигенты Петрограда» 3.

В Псковской губернии происходили крестьянские восстания и было распространено дезертирство. Так, в сводках за март 1919 г. отмечалось, что в одной только волости Великолуцкого уезда восстало около 3-4 тысяч дезертиров! Летом 1919 г. «зеленые» захватили половину Порховского, Холмского и Псковского уездов и оперировали в Опочецком и Островском уездах4 . Популярными среди «зелёных» были лозунги «Советы без коммунистов», «Довольно братской крови» и т.п. Против массовой мобилизации активно выступали и в центральных областях. Так, в Тверской губернии дело доходило до «дезертирских республик», до межволостных сходов дезертиров, принимавших решения о выступлениях, но «не против Советской власти, а против Гражданской войны»5 .

Важную роль в ситуации играл фактор интервенции. Как писала «Петроградская Правда», в июне 1919 г. Черчилль говорил в парламенте, что после перемирия Великобритания потеряла в России умершими 13 офицеров и 115 солдат, ранеными 14 офицеров и 152 солдата и без вести пропавшими 2 офицеров и 26 солдат6 . Это были небольшие потери, но они были чувствительны для общественного мнения, особенно после недавнего кровопролития Первой мировой войны.

В декабре 1918 г. Красная армия перешла в наступление в Прибалтике, в январе 1919 г. взяла Ригу и подошла к границам Германии. В этих условиях Антанта санкционировала использование германских войск для борьбы против Советской власти в Прибалтике, а в Балтийское море была направлена британская эскадра. Её командование формально не получало установки на активные военные действия против Советской России. Стратегия британского кабинета сводилась к поддержке правительств прибалтийских государств, заявивших о своей независимости, однако, английская эскадра все же проявляла активность и обстреливала красные части на южном побережье Финского залива 14 и 15 декабря 1918 г. Дело дошло до попытки отогнать английские корабли от Ревеля. Операция была спланирована старыми военспецами во главе с командующим морскими силами Республики В. М. Альтфатером. Возглавил «Отряд судов особого назначения» заместитель наркома по морским делам Ф. Ф. Раскольников – вчерашний мичман «ускоренного военного выпуска», высказывавший накануне операции сомнение в своей способности обеспечить ее успех7 . В результате операция провалилась: крейсер «Олег» и линкор «Андрей Первозванный» не выполнили роли обеспечения заграждения, из трех предназначенных к участию в операции эсминцев один не смог выйти на задание, а два других попали в плен со всем экипажем (в плен попал и сам Раскольников).

Крайне напряженная социально-политическая обстановка сложилась в Петрограде. Здесь «не дремали» различные антибольшевистские группы. Среди рабочих также было достаточно недовольных. Руководство Петрограда было вынуждено проводить наряду с партийными и общие мобилизации рабочих от 18 до 40 лет. В этих условиях активизировалась левоэсеровская пропаганда на промышленных предприятиях, в армейских и флотских частях. О содержании левоэсеровской пропаганды дает достаточно полное представление следующее воззвание: «Большевики изменили великим заветам Октября… Большевистская власть не есть власть Советов… теперь царствует его величество большевистский хам – комиссар всех рангов и чинов. Долго ли вы, матросы и красноармейцы, будете терпеть и молчать!»8 В свою очередь Петроградский комитет РКП(б), рассмотрев ситуацию на Путиловском заводе, 15 марта 1919 г. постановил: «Ввиду агитации, ведущейся на заводе левыми социалистами-революционерами, занять завод отрядом из кронштадцев-матросов» 9 . Политотдел Балтийского флота предоставил 20 агитаров для работы среди рабочих, а также отправил на Путиловский завод группу комиссаров. Когда в начале мая в Петрограде было введено осадное положение, на балтийских моряков была возложена обязанность патрулирования по улицам «колыбели революции».

В результате проведенной в апреле-июне 1919 г. мобилизации в Красную армию по всему Петроградскому военному округу (большая часть мобилизованных родилась в 1889 г.) было набрано порядка 50 000 человек. Однако, они были очень слабо обучены (в апреле еще обучали по 96-ти часовой программе, а в мае-июне уже нет) и представляли из себя крайне ненадежный элемент. Кроме того, очень значительно увеличилось количество «военных» едоков в тылу. Всего по состоянию на 24 июня 1919 г. на довольствии в Петроградском военном округе числилось 192 529 чел. и 25 064 лошади10.

Неудивительно, что политико-моральное состояние частей Красной армии оставляло желать лучшего. Фронтовые работники уже с начала 1919 г. жаловались, что прибывающее пополнение малочисленно, плохо мотивировано и не может не только наступать, но и обороняться; части находятся в боях по три месяца подряд, измотаны, озлоблены и больны. Поднимались и вопросы «командования», ведь на высших должностях оказались либо бывшие офицеры царской армии, либо только что обучившиеся и малокомпетентные кадры, вчерашние крестьяне. Из донесений того времени: «По прибытии в Нарву, я не мог добиться никаких точных сведений о фронте. Никто ничего определенного сказать не мог. Все равнодушно разводили руками и пожимали плечами. На наши тревожные вопросы или молчали, или хладнокровно рассуждали по слухам. <…> В казармах нет внутреннего порядка. Нет никакого уюта. Везде грязно и душно. Ни чистоты, ни опрятности. Грязные котелки валяются на окнах. Для супа нет баков. Нет регулярных посещений бани. Нет строевых занятий. Всюду лень и отсутствие ответственности, отсутствие всех воспитывающих и сдерживающих приемов»11 . Показателен отчет о деятельности политпросветов на примере Псковского губернского и уездных политпросветов с 1 января по 25 мая 1919 г. (то есть в относительно спокойный период, когда Псков был занят большевиками): «Красноармейских частей насчитывалось 42, с общей численностью в 9000 человек; коллективов было создано 37, при наличии 298 коммунистов, 88 кандидатов и 382 сочувствующих, что составляло к общему числу красноармейцев 8,5% коммунистов, кандидатов и сочувствующих или 4,3% коммунистов и кандидатов»12 . Видно, что прослойка коммунистов была крайне незначительна, и значит, не могла серьезно влиять на моральный дух бойцов. В действующих частях, на фронте дела обстояли еще хуже для РКП(б).

В мае войска белого Северного корпуса атаковали Псков, Гдов и Ямбург, подошли к Гатчине и Ораниенбауму. В таких условиях и произошло восстание на форте «Красная Горка».

2.Обстановка на форте

Форт «Алексеевский» (позже переименован в «Красную Горку») был сооружен с 1909 по 1915 гг. Напротив него на другой стороне Финского залива был отстроен форт «Николаевский» (позже переименован в «Ино»). «Красная Горка» имела важное стратегическое значение, как в морском, так и в сухопутном плане, защищая Кронштадт и Петроград. К 1919 г. форт имел 25 орудий калибра от 76 до 305 мм и около 2 000 человек, в значительной степени набранных тут же под боком, из окрестных деревень, знакомых и с местностью, и с фортом, и с морем13.

Комендантом форта летом 1919 г. был Николай Михайлович Неклюдов, молодой офицер, закончивший Михайловское артиллерийское училище («михайлоны» в царской России издавна считались настроенными нелояльно). В дни революции 26-летний поручик (старший лейтенант по современной классификации) с августа 1913 года, тогда командир роты, он первым вышел к солдатам с красным бантом на шинели. Комендант форта капитан Толмачев, приказавший солдатам разойтись по местам службы и занятий, был застрелен прямо на плацу. На общегарнизонном собрании выбрали комитет форта и нового коменданта – Неклюдова, пользовавшегося большим расположением солдат.

4 апреля 1918 г. Неклюдов был переутвержден на должности уже советским командованием. За время службы комендантом Неклюдов, кажется, не давал поводов для подозрения в возможной измене. Позже, в мемуарах он писал сам про себя: «... с Неклюдовым, тем самым комендантом, добровольно явившимся на Форт обратно из отпуска, проехав ряд областей, занятых белыми! Тем самым товарищем Неклюдовым, что явился на форт в один из самых тяжелых и критических для советской власти моментов и стал затем во главе красного форта»14 . Действительно, получив приказ о взрыве стратегически важного форта «Ино» (с помощью проложенного по дну Финского залива телефонного кабеля), Неклюдов в мае 1918 г. выполнило его беспрекословно, «нажал нужную кнопку, и будь здоров»15 . Позже, когда финские береговые батареи мешали работе корабля «Нарова» по установке минного заграждения, именно форт «Красная Горка» выпустил 90 шт. 305-мм фугасных снарядов по батарее в Пумоле и еще – «на всякий случай» – пять снарядов по башням уже взорванного форта «Ино»16 . Неклюдов также ревностно исполнял приказы по минированию залива от немецких судов (после обострения, случившегося после убийства Мирбаха), а за меткую стрельбу даже получил благодарность от командования.

По мнению историка В. Ф. Ткаченко, в первой половине 1919 г. Николая Михайловича явно «раздирали» противоречивые чувства, его рапорты проникнуты какой-то скрытой тоской17 . Ткаченко делает вывод, что Неклюдова можно считать выразителем стихийно демократических настроений, осознавшим свою несовместимость с советской властью и опасавшимся ужесточения идейно-политических требований к военным специалистам, чреватого самыми тяжелыми последствиями лично для него. В своих действиях он опирался на рядовой состав в не меньшей мере, чем на командный. Подчиненные ему офицеры появились в роли участников мятежа уже под утро, после того, как ночью он обеспечил себе поддержку значительной части рядового состава.

В мае 1919 года на форт для проверки надежности гарнизонов выехала комиссия под началом комиссара Кронштадской морской базы И. М. Лудри и члена комитета рабочей обороны города Д. Н. Кондакова. По возвращении в Кронштадт Лудри писал в отчете: «… настроение, как командного состава, так и команды вполне удовлетворительное. К советской власти относятся сочувственно. Крепость может на форты положиться как на вполне надежную опору…»18

Уже после подавления мятежа Зиновьев говорил: «Гарнизон Красной Горки состоял из 1.500 человек, большинство которых составляли старые артиллеристы. Большинство гарнизона были за советскую власть. Дней 10-12 тому назад мне пришлось беседовать с этим гарнизоном, и я вынес убеждение, что на гарнизон можно рассчитывать. Но весь командный состав Красной Горки, начиная с коменданта Неклюдова и кончая последним офицером, был весь в заговоре против Советской власти» 19 .

Ситуация, при которой непонятно, кому можно доверять, а кому нет, типична для того времени. С конца 1918 г. было немало митингов, на которых выступали матросы с эсеровской программой. Решительные меры со стороны коммунистов против подобных уклонов не принимались. Оно и понятно: на собраниях они получали много вопросов. «Почему уменьшен паек, когда выдадут табак за январь?», «Что лучше, тиф или холера?», «Правда ли, что из Петрограда эвакуируют заводы и музеи?» (с 6-го по 11-ое июня действительно была назначена похожая на паническую общая эвакуация мирного населения Кронштадта). В результате потери комиссарами контроля за личным составом «эсерствующие» матросы сыграют важнейшую роль в восстании. Председатель партийного коллектива форта матрос С. Урбан убеждал председателя Кронштадского Совета М. И. Мартынова, что гарнизон боеспособен, надо только навести порядок с выдачей продпайка. Позже, он и часть коммунистов и сочувствующих приняли сторону Неклюдова. Следствие показало, что Неклюдов имел связи с антисоветским подпольем в Кронштадте, часть которого была представлена левыми эсерами20 . Возможно, именно состав мятежников заставил белогвардейцев, к которым обратился Неклюдов с предложением о сотрудничестве, отнестись с таким недоверием к возможности подобного союза.

3. Начало восстания

8 июня 1919 г. Кронштадский совет получил сведения о том, что Кронштадские пехотные полки, прикрывавшие фронт с сухопутного направления, отказываются воевать против белогвардейских частей, вплотную подошедших к форту. В расположение полков выехал председатель Кронштадского Совета Мартынов с отрядом коммунистов из Петрограда. Утром 12 июня отряд коммунистов был в расположении пехотных полков в селении Коваши в 7 км от «Красной горки». Собрали митинг, но полковые комитеты постановили – «Хватит братской крови!» Мартынов с отрядом коммунистов отбыл на форт, где приказал пехотным частям форта прибыть в Коваши и разоружить «бунтовщиков». Сводный отряд 105-го пехотного полка и 2-го кронштадского крепостного пехотного полка убыл в Коваши, где и примкнул к мятежникам. Коммунистов начали арестовывать и расстреливать. Белые части, братаясь с красными, вступили в Коваши.

Узнав об этом, Мартынов собрал всех коммунистов форта (позже на следствии выяснилось, что собрались в таком составе впервые с апреля!) и провел совещание – как действовать дальше? Тут многие коммунисты высказывались за устранение от командования фортом и соседней батареей «Серая Лошадь» офицеров и особенно Неклюдова. Считается, что было решено Неклюдова и наиболее преданных ему людей утром арестовать, но Урбан, бывший на собрании, сразу же доложил об этом Неклюдову, после чего тот решился действовать на упреждение21 . Существуют разные версии и аргументы касаемо степени спланированности мятежа. Возможно, он был вынужденным и «спонтанным» (а потому и провалился), или же Неклюдов с подельниками планировали его именно на эту ночь (Неклюдов даже эвакуировал жену за сутки до мятежа). Сам Неклюдов вспоминал позже, что в дни перед восстанием у него не было четкого плана, но обстоятельства складывались так удачно, что нельзя было не начать: «Как только меня поставили в известность о происходящем на фронте, у меня забилось радостно и тревожно сердце. «Начинается», теперь уже это то «настоящее», чего мы ждали и для чего работали. <…> Итак, как будто, первая часть восстания выполняется силой событий, без всякой инициативы с нашей стороны. Комиссары и коммунисты должны быть арестованы, — вот они и идут сами к нам в руки, в форт Красная Горка, как мышь в мышеловку! <…> Я получил извещение, что карательный отряд коммунистов численностью в 120 человек прибудет на форт приблизительно к 3-м часам ночи. <…> Я знал по прошлому опыту, кто были эти люди… В подобные отряды набирались либо слепые фанатики, либо отъявленные негодяи, палачи по призванию, но и те и другие необыкновенно мужественные, легко идущие на смерть люди»22 .

Ночью Неклюдов поднял с кроватей одну из рот и сообщил, что положение форта плачевно. Белые, которые подошли совсем близко и готовятся вот-вот перейти в наступление, предлагают сдаться. После того, как команда согласилась с тем, что сопротивление бесполезно, Неклюдов приказал арестовать коммунистов, которые будут сдаче сопротивляться. Пулемётная команда арестовала всех коммунистов форта (25 чел.), коммунистический отряд, прибывший в форт, во главе с его комиссаром И. В. Юклявским (до 250 чел.), и «сочувствующих» (100 чел.) Видно, насколько количество коммунистов и сочувствующих на форте было незначительным! Кто-то будет расстрелян, некоторым из них удастся сбежать сразу, остальные смогут вырваться из заключения и покинуть форт, уйдя в леса, еще до прихода Красной армии.

4. Противоборство

Лидеры восстания рассчитывали, что «Красная Горка» восстанет, к ней присоединяются линкоры и форты «Риф» и «Обручев», под угрозой открытия огня восстает Кронштадт. Дорога к Петрограду свободна. Английский флот высаживает десанты, а перешедшие на сторону белых корабли обстреливают Питер. Одновременно происходит натиск с финского фланга от Белоострова. «Красная Горка» подтягивает к себе наступающие отряды белых. Удар по Гатчине. Вторым ударом перерезается Николаевская и Царскосельская магистрали. Окруженный Петроград сдается23 . Однако, эти далеко идущие расчеты не были согласованы с другими антисоветскими силами, от содействия которых зависело осуществление планов Неклюдова и его товарищей.

К восстанию присоединилась батарея «Серая лошадь».

В 7 утра 13 июня с форта отправили две радиограммы. Одну адмиралу Коуэну, командующему английской эскадрой на Балтике, вторую генералу Юденичу24. Текст был практически одинаков: ««Красная Горка» в вашем распоряжении». В 8 утра в Кронштадт отправили по телефону через форт «Риф» ультиматум о присоединении к восстанию, Кронштадт не ответил, и стал готовить корабли для обстрела мятежного форта. В 12 часов радиостанция «Новая Голландия» послала форту ответный ультиматум. В ответ в 15 часов форт первым открыл огонь по Кронштадту. Били из 12-дм (305-мм) батарей по гаваням и городу. Было повреждено несколько зданий, убито и ранено несколько человек. Линкоры «Петропавловск» и «Андрей Первозванный» («Петруша» и «Андрюша», как их ласково звали в городе, два самых мощных корабля-дредноута гарнизона) сначала вели огонь из гаваней. К вечеру «Андрей» вышел на траверз Толбухина маяка, первые три снаряды упали недолетом, четвертый попал в гарнизонный городок. Два 12-дм снаряда с «Красной Горки» упали недалеко от минного тральщика «Китобой», который позже спустил красный флаг и поднял Андреевский, перейдя на сторону восставших. На следующий день «Китобой» захватили англичане и отбуксировали в Бьёркэ, получив доступ к секретных схемам минных заграждений. На следующий день линкоры продолжали обстрел. При первых попаданиях снарядов во двор 12-дм батарей артиллеристы побежали с позиций, кто в лес и вообще подальше от форта, кто укрываться в бетонных помещениях. Горел гарнизонный городок и лес вокруг форта, многие сосны были вырваны с корнем. На батареях получили повреждение одно 12-дм открытое орудие и орудие одной из башен. Всю ночь с 14 на 15 июня продолжался обстрел форта с разной степенью интенсивности. Выпущено было за первые два дня 305-мм снарядов 244 шт., 8-дм - 122 шт., 130-мм - 750 шт. и 100-мм - 145 шт.25

Форт отвечал редко, огонь стал неточен. В Ораниенбаум прибыли войска 7-й армии красных, 15 июня около 16 часов в Лебяжье прибыл бронепоезд под руководством В. П. Громова и начал подготовку к штурму. Ближе к ночи того же дня Неклюдов покинул форт. В своих мемуарах он писал, что, отправив последнюю группу людей в Коваши, вернулся на форт с полпути, ещё раз обошел батареи. Он прощался с фортом как с живым существом.

5. Руководители восстания

Ближайшими соратниками Н. М. Неклюдова были и бывшие офицеры, такие как его помощник капитан Н. И. Лощилин, и левые эсеры, такие как бывший секретарь Исполкома Кронштадтского Совета, командир сводного отряда кронштадтцев в октябре 1917 г. Л. К. Гримм, командир батареи А. Н. Городецкий, адъютант Неклюдова Н. Д. Приселков (в марте 1917 г. начальник милиции Кронштадта, ставший затем делопроизводителем 1-го Кронштадтского полка).

Похоже, что Неклюдов, вопреки укоренившейся в СССР версии, отнюдь не был главным лицом в восстании. По показаниям рядовых участников мятежа заправляли делом главным образом Гримм и Приселков. Вспоминают, что монархист Лощилин за глаза презрительно называл Неклюдова за угодничество перед красным начальством редиской, то есть красный снаружи, но белым внутри, а эсер Гримм – аже «трусливым зайцем»26 . Как утверждают О. М. и М. А. Елизаровы, многие рядовые матросы и красноармейцы после выступления называли себя левыми эсерами и считали, что они действуют по постановлено их ЦК27 . Возможно, они считали, что осуществляют революционный переворот против «диктаторов большевиков» и для этого, как и раньше, привлекают военспецов в лице Неклюдова и других. Те были им нужны, чтобы договорится с белыми — не помешать своим наступлением осуществить антибольшевистскую «революцию». Отсюда и переход на сторону восставших председателя партийного коллектива форта матроса С. Урбана. Он вместе с частью коммунистов и сочувствующих решительно повлиял на прямое участие в мятеже двух батарей.

Взводный командир минного отряда форта Ф. Карклин на следственной комиссии говорил, что всем делом заправлял Приселков, а Неклюдов хоть и участвовал в мятеже, но в целом был растерян, также был растерян и командир 2-го Кронштадтского крепостного пехотного полка Татаринов. В то же время Неклюдов сам руководил стрельбой 12-дм орудий по Кронштадту и даже был контужен28 . Во время восстания он говорил солдатам о кораблях английской эскадры, которые должны вот-вот появиться для поддержки форта. Однако, британцы так и не предприняли никаких решительных действий. Неклюдов писал о последних часах восстания: «Наступило 2 часа ночи. <…> Флот не приходил. Как будто видны были на горизонте какие-то дымы, но они оставались смутными и не увеличивались. Ночь прошла. Настроение начало быстро вянуть. В тылу началось мародерство, которое я подавлял расстрелами»29 .

Вместо англичан, которых так ждал Неклюдов, на форт прибыл небольшой отряд (он назывался ингерманландским), укомплектованный по большей части финскими и эстонскими добровольцами. С ними прибыли и германские инструкторы. Они отнеслись с большим почтением к Гримму, но не к Неклюдову, которого фактически сместили с должности, поручив ему сугубо артиллерийскую сторону дела. Отряд появился на форте вечером первого дня восстания, и потребовал десять человек заложников из числа ответственных работников-коммунистов. Были выданы председатель Кронштадтского Совета Мартынов и комиссары форта Федоров, Паньков, Артемов и другие30 . Но действовавшие с санкции Антанты немцы и добровольцы не могли предотвратить падения форта.

Позже, оказавшись у белых, Неклюдов был назначен на должность начальника оперативного отдела пехотной дивизии. Он не только не был награжден за «Красную Горку», но и подвергался судебному преследованию за участие на службе у красных. Позднее он крайне отрицательно отзывался об ингерманландцах и с большой симпатией – о матросах. Неудивительно, что из состава созданного им на базе красногорцев белого Андреевского полка многие позже перешли обратно к красным. В 1921 г. Неклюдов пытался попасть в мятежный Кронштадт. Позже вынужденно эмигрировал. Ушел из жизни в эмиграции в 20-е годы31 .

Поразительно, но форт «Красная Горка» - этот «ключ от Петрограда и Кронштадта» - так и не получил от белых значимой поддержки. Отряд ингерманландцев, прибывший на форт вечером и забравший заложников, был весьма странным формированием и отличился столь же странным поведением. Он в основном был набран из местного населения «Ингрии» с финскими, эстонскими и немецкими офицерами. Его вполне можно считать «бело-зеленым», он отражал местные националистические интересы и имел множество противоречий с командованием Северо-Западной белой армии32 . Отсюда и недоверие командования полка, проявленное к «подозрительным», то ли белым, то ли красным, мятежникам с «Красной Горки».

Так, узнав о восстании, руководство отряда не поставило о нем в известность командующего Северным корпусом генерала Родзянко! Несмотря на открытую перестрелку между фортом и красными линкорами, а также на посланные Неклюдовым телеграммы о переходе форта на сторону белых, Родзянко узнал о восстании только на третий(!) день от прибывшего к нему в Нарву 16 июня начальника сухопутной обороны форта полковника Делля. Считается, что разъяренный генерал Родзянко немедленно выехал в Ямбург, куда был вызван начальник Ингерманландского отряда капитан Тополайнен. Последний заявил, что он не подчиняется генералу Родзянко, после чего был выгнан вон с угрозой разоружить его отряд, если оружие вышедшего из форта гарнизона, к тому времени фактически присвоенное ингерманландцами, не будет немедленно возвращено.

Вся «поддержка» тех, на кого так сильно рассчитывали восставшие, фактически вылилась лишь в две радиотелеграммы, посланные с большим запозданием только 16 июня, когда все уже было кончено. Адмирал Коуэн телеграфировал: «Всем. Настоящим сообщаю, что жизни команд всех выходящих из Кронштадта судов, которые добровольно сдадутся моим силам, будут гарантированы. Все переходящие суда должны выкинуть белый флаг. Орудия должны быть направлены к носу и корме и закреплены по походному. Скорость 10 узлов». Эстонское командование в лице адмирала Питки призывало: «Петроград - Кронштадт - Начальнику Действующего Отряда, Олегу, Петропавловску, Андрею Первозванному, Наморкрону. Братья русские моряки! Сбросьте с себя цепи коммунизма, как вы сбросили с себя цепи царизма, ибо они одинаковы. Царская власть притесняла мелкие народы, но еще сильнее притесняла их коммунистическая власть. Царская власть изнуряла свой народ волной, голодом и болезнями, но более изнуряет его коммунистическая власть. Мы, эстонцы, справились с одними властями и создали самое демократическое государство – в мире. Наш народ свободен и освобожден от голода и болезней, чего желаем соседнему русскому народу. Обезвредьте комиссаров и коммунистов и вступите с нами в переговоры. Большая часть вашего сухопутного войска это уже сделала и делает ежечасно. Спасите еще то, что можно спасти, и не уничтожайте ваш народ. Один миллион восемьдесят тысяч пудов муки приготовлено на кораблях для вашего изголодавшегося народа. Прошу прочесть всей команде»33 .

В возможный быстрый успех, похоже, никто не верил. Генерал Юденич писал генералу Родзянко из Финляндии: «Напоминаю Вашему превосходительству, что в таком серьезном деле авантюризм недопустим… нельзя брать Петроград с нахрапу! Нужна осторожность!» И Родзянко вспоминал, соглашаясь: «Даже и в эти самые лучшие минуты (т.е во время восстания «Красной Горки» – Е. Д.) у нас никогда не было мысли о занятии Петрограда, т.к. наша армия была слишком малочисленна и мы прекрасно сознавали, что в случае удачи она растаяла бы в этом городе»34 .

6. Подавление восстания

Подавление восстания происходило при участии И. В. Сталина, что придало событиям дополнительное политическое значение, наложившись на партийные споры о роли военных специалистов и политиков в командовании.

В Петроград И. В. Сталин прибыл 19 мая 1919 г. в качестве особоуполномоченного Совета Обороны. Стиль его работы на фронте был отработан во время обороны Царицына – он был крайне авторитарен, опирался на свой политический авторитет, открыто презирал военспецов, посылал дерзкие телеграммы, часто похожие на ультиматумы, в ЦК и лично Ленину в обход РВСР. В первый же день по приезде он пишет в Москву: «… Наш фронт прорван набегом кавалерийского полка <…> со стороны противника оперируют тысячи три-четыре штыков и сабель <…> наша пехотная дивизия… рассыпалась в пыль <…> командующий Западным фронтом и командарм-7 производят впечатление никчемных и лишних для фронта людей…»35 Командовал 7-й армией бывший подполковник царской армии А. К. Ремезов, войсками Западного фронта бывший генерал-лейтенант Д. Н. Надежный. Впоследствии он будет награжден орденом Красного Знамени за защиту Петрограда, как и сам Сталин. Позднее, 4 июня в секретной записке Сталин пытается доказать Ленину, что «не только Всеросглавштаб работает на белых, но и Полевой штаб Реввоенсовета Республики во главе с Костяевым <…> Надежный не способен командовать <…> загубит Запфронт»36 . Он заявляет, что «весь вопрос теперь в том, чтобы ЦеКа нашел в себе мужество сделать соответствующие выводы. Хватит ли у ЦК характера, выдержки…»37 . В Ленинском письме «Все на борьбу с Деникиным!», написанном в июле 1919 г., на вопросы об отношении к военным специалистам был дан такой ответ: «… было бы непоправимой ошибкой и непростительной бесхарактерностью возбуждать из-за этого вопрос о перемене основ нашей военной политики»38 . Но и здесь же Ленин говорит: «… коллегиальность должна быть сведена к самому краткому обсуждению только самых важных вопросов в наименее широкой коллегии, а практическое распоряжение учреждением, предприятием, делом, задачей должно быть поручаемо одному товарищу, известному своей твердостью, решительностью, смелостью, уменьем вести практическое дело, пользующемуся наибольшим доверием»39 . Задним числом, таким образом, Ленин оправдывает жесткие действия Сталина с одной стороны, и оспаривает его стремление пересмотреть основы военной политики с другой. Если бы Сталину позволили провести масштабную чистку от офицеров, то она затронула бы и командный состав форта. Правда, та же чистка могла одновременно дезорганизовать управление красными частями. Столь же трудно судить, «проморгал» ли Сталин, находившийся с мая в Петрограде, восстание, или же оно было неизбежным и тщательно законспирированным. Троцкий, позднее скажет, что летом 1919 г. под Петроградом Сталин «вполне успешно справился с задачей, которая требовала твердости, решительности и спокойствия»40 . Стоит отметить, что Троцкий же писал, что «… способный генерал Костяев не внушал доверия и мне. Он производил впечатление чужого человека. Вацетис, однако, отстаивал его, и Костяев недурно дополнял вспыльчивого и капризного главного командующего»41 .

Как интересное совпадение стоит отметить тот факт, что в ночь на 16 июня (а именно тогда красные вошли в «Красную Горку») Царицын всё же был взят Врангелем, что было моральным ударом для Сталина.

Интересна по характеру и тону еще одна телеграмма, посланная в Москву Сталиным и Зиновьевым 29 мая: «Немедля передайте Ленину или, если его нет дома, Склянскому следующее. Сегодня утром после начатого нами успешного наступления по всему району один полк в две тысячи штыков со своим штабом вдруг открыл фронт на левом фланге под Гатчиной, у станции Сиверская и со своим штабом перешел на сторону противника. Станция Сиверская была у белых, теперь отбита. Поступившие до сих пор подкрепления не одеты, не обуты, не вооружены. Для приведения их в порядок требуется неделя, а время не терпит. Считаем абсолютно необходимым срочно получить от Москвы один надежный в полной боевой готовности полк и один бронепоезд»42 . Характерно здесь то, что, во-первых, перешло на сторону белых не две тысячи, а около 600 штыков, и, во-вторых, станция Сиверская тогда не была взята белыми43 . Но сам этот факт способствовал росту подозрительности в советском руководстве.

Следующий конфликт вспыхнул в начале июня. Член РВС Западного фронта А. И. Окулов, бывший в Царицыне одновременно со Сталиным и очень резко критиковавший на VIII съезде РКП(б) его поведение, написал Ленину, что одной из причин разрухи Западного фронта является особое положение 7-й армии, находящейся, по его мнению, в руках петроградских ответственных работников и не признающей фронтового командования44 . Содержание телеграммы Окулова Ленин сообщил Сталину и добавил от себя: «Зная постоянную склонность Питера к самостийности, думаю, что Вы должны помочь реввоенсовету фронта объединить все армии <…> Надо, чтобы конфликт с Окуловым не разросся»45 . Троцкий писал об этом: «Вина Окулова была в том, что он стремился соблюдать уставы и приказы, не соглашаясь участвовать в интригах против центра»46 . Но Сталин ответил в свойственной ему манере: «Самостийность Питера – недостойная сплетня <…> Либо имеется доверие и поддержка, и тогда Окулов должен уйти, ибо он мешает работникам, либо мне здесь нечего делать. В случае неполучения ответа сегодня же, мне придется снять ответственность и выехать в Москву. Работать при таких условиях считаю бессмысленным»47 .

И ЦК принял сторону Сталина! Политбюро и Оргбюро ЦК постановил временно отозвать Окулова и направить его в распоряжение Троцкого. Более того, Сталин и Зиновьев потребовали созвать пленум ЦК «для рассмотрения вопроса о военспецах» (в частности главкома Вацетиса, командующего Западным фронтом Надежного). 10 июня ЦК запросил Сталина и Зиновьева, настаивают ли они на созыве пленума 15 июня. Напряженная ситуация на фронтах не позволяла собрать пленум, однако, 15 июня состоялось заседание Центрального Комитета, в повестке дня которого первым стоял вопрос о предложениях членов ЦК, находившихся в Петрограде.

В результате Центральный комитет решил:

- главкома Вацетиса и командующего Западным фронтом Надежного оставить на занимаемых постах;

- начальника Полевого штаба РВСР Костяева (были перехвачены какие-то неясные компрометирующие его документы – Е. Д.) переместить на другую должность;

- в связи с немотивированным отзывом Окулова из реввоенсовета Западного фронта выразить ему от имени ЦК доверие и назначить членом реввоенсовета Южного фронта»48

То есть, ЦК отклонил главные претензии из Петрограда. Более того, он постановил следующее:

- впредь, за редким исключением, никаких особоуполномоченных Совета Обороны, ВЦИК и Совнаркома не посылать;

- особоуполномоченные по прибытии на место командировки немедленно входят в состав местных партийных и советских органов и сами не могут давать никаких определенных распоряжений в порядке управления»49

Таким образом, в конце мая – начале июня 1919 г. партийно-государственное руководство, находящееся в Москве было самым серьезным образом обеспокоено и в некоторой мере запутано ситуацией в Петрограде. Реальное положение вещей понять было трудно, а посланный туда для этой цели Сталин резко сообщал, что положение критическое, и предлагал меры, с которыми ЦК не согласился. 10 июня ЦК РКП(б) принял постановление о признании Петроградского фронта первым по важности, чем следовало руководствоваться при распределении войск. Ленин даже передал записку Э. М. Склянскому с просьбой расследовать, кто ввел того в заблуждение, преуменьшив тяжесть положения Петрограда. 12 июня РВСР постановил укрепить Петроградский фронт двумя дивизиями с Восточного фронта. Значительно усиленные прибывшими пополнениями войска Красной Армии на Петроградском участке фронта перешли 22 июня 1919 года в наступление и к началу июля отбросили противника на его исходные позиции – на территорию Эстонии. Враг, однако, не был разгромлен – уже осенью отлично укомплектованная и вооруженная Северо-Западная армия предпримет решительный натиск на Петроград.

В подписанном Сталиным и Зиновьевым приказе по войскам, оборонявшим Петроград, говорилось: «Семьи всех перешедших на сторону белых будут арестованы, а сами перебежчики и всякие паникеры будут расстреливаться на месте»50 . И это были не просто слова. Так, один из недавно сформированных полков перешел на сторону противника, перебив при этом имевшихся коммунистов. Белогвардейское командование сразу же послало этот полк в бой, где он был разбит красными. Сталин телеграфировал Ленину: «Наши захватили пленных, которые подлежат торжественному расстрелу»51 .

О том же говорил и Троцкий (правда, без слова «торжественный») в приказе РВСР: «Мною отдан был приказ установить семейное положение командного состава из бывших офицеров и сохранить на ответственных постах только тех из них, семьи которых находятся в пределах Советской Республики, и сообщить каждому под личную расписку, что его измена и предательство повлекут арест семьи его, и что, следовательно, он сам берет на себя, таким образом, ответственность за судьбу своей семьи». И добавлял, что «с того времени произошел ряд фактов измены со стороны бывших офицеров, занимавших командные посты, но ни в одном из этих случаев, насколько мне известно, семья предателя не была арестована, так как, по видимому, регистрация бывших офицеров не была вовсе произведена. Такое небрежное отношение к важнейшей задаче совершенно недопустимо»52 .

Когда разразился мятеж на фортах, Сталин выехал в Ораниенбаум (сейчас – город Ломоносов) и собрал там совещание. Оно проходило в двухэтажном доме дачного типа по адресу Пароходная ул., 5. Считается, что разгорелся спор между военспецами-артиллеристами и коммунистами. Первые настаивали, что в истории сражений и осады морских крепостей не было случаев, когда крепости эти штурмовались не с суши, а с моря. Они утверждали, что нельзя было открывать огонь орудиями главного калибра с линкоров, что теперь эти стволы нужно посылать в капитальный ремонт и проверять нарезку. Сталин же настаивал, что штурм должен вестись одновременно и с моря, и с суши53 . Решительность и твердость Сталина сыграли немалую роль. Так, помимо всеобщей эвакуации, всерьез рассматривался вопрос о радикальном сокращении числа кораблей, и превращения оставшихся в плавучие батареи для экономии угля. Решения, наперекор Троцкому и Вацетису, были отменены по инициативе Сталина после согласования с Москвой54 .

Немалую роль играл Сталин и в поисках внутреннего врага в Петрограде. Согласованные с ВЧК (начальником внутренней обороны Петрограда в те дни стал командированный из Москвы знаменитый Я. Х. Петерс) энергичные и жесткие меры давали результат. Характерно для понимания царившей в городе в те дни атмосферы следующее постановление, касающееся отключения телефонов: «Все лица, уличенные в присоединении абонентов без разрешения Начальника Внутренней Обороны, подлежат расстрелу»55 . Правда, неизвестно, были ли эти угрозы воплощены в реальность.

За сутки до начала мятежа Зиновьеву поступила информация от находившегося на форту чекиста о том, что Неклюдов (которого Зиновьев знал лично) готовит измену. Но, испытывая обычное для старых большевиков доверие к «красному» Кронштадту в противовес «взрывоопасному» Питеру Зиновьев проигнорировал это предупреждение.56 ВЧК в поисках заговора обвинила в связях с белыми подпольными организациями начальника штаба Кронштадтской крепости А. В. Будкевича, который, кстати, вел довольно точный обстрел форта. Расследование вывело чекистов на писаря мобилизационной части бывшего матроса анархиста с линкора «Андрей Первозванный» В. Я. Кулеша. В итоге ВЧК сошлась на том, что заговор имел характер «сороконожки» со множеством очагов57 . Примечательно, что Кулеша арестовали не где-нибудь, а в рядах добровольцев, штурмовавших Красную Горку! Он не только не убежал подальше от Кронштадта и Красной Горки, но и, как и команды линкоров, видимо, хотел решительными действиями загладить, оправдать свои «революционно-зелёные» колебания, демонстративно дистанцируясь от белых.

В результате восстания Красной Горки в тылу была проведена новая чистка командного состава – нужно было найти связи с антисоветским подпольем, назвать политических виновников, снять ответственность с коммунистов. Ленин писал в июле: «… в питерском заговоре участвовал «Союз возрождения», и к.-д., и меньшевики, и правые эсеры; отдельно участвовали, но все же участвовали, и левые эсеры»58 . В Москву доставили арестованных по этому делу, среди них Будкевич А.В. (начальник штаба Кронштадтской крепости), Рыбалтовский А.Ю. (начальник штаба Кронштадтской крепости), Грицай С.А. (помощник главного инженера Кронштадтского порта), Ануров А.М. (инженер-механик миноносца «Достойный»), Ливанов А.А. (помощник командира эскадренного миноносца «Украина»), Селлинга С.А. (старший штурман линейного корабля «Петропавловск»), Кулеш В.Я. (писарь Кронштадтского порта, социалист-революционер)59 . По официальным данным по делу о мятеже на Красной Горке было расстреляно 90 человек. Из Петрограда по результатам обысков было арестовано и выслано вглубь страны около 1000 человек60 .

Команда форта была сменена. В 1921 г. форты «Передовой» (бывшая «Серая Лошадь») и «Краснофлотский» (бывшая «Красная Горка») будут вести обстрел судов восставшего Кронштадта, тогда как все остальные форты крепости присоединятся к восставшим61 .

После капитуляции «Красной Горки» Сталин телеграфировал в Москву: «Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой»62 . Ленин, правда, почему-то сделал на полях телеграммы следующую пометку: «??? Красная Горка взята с суши»63 . Это доказывает Ленинский скептицизм в отношений утверждения Сталина. Однако, здесь правда на стороне Сталина: решающее воздействие было оказано со стороны моря, и когда после боев на подступах отряд красных въехал на территорию форта, неприятель его уже покинул. Неклюдов вспоминал в мемуарах (ему была присуща некоторая романтизация событий): «Он (начальник восточного участка обороны Гейсберг – прим. Е. Д.) подошел к столу, за которым я сидел, и бросил на него свой револьвер со словами: «Он пуст! Последняя пуля выпущена мною в того, кто последний оставил фронт. Теперь там больше никого нет. Не понимаю, почему большевики не продвигаются вперед. Фронт открыт». Я вызвал к себе начальника всей обороны полковника Делль, с которым вместе обсудили положение. Форт надо было покинуть»64 . Неклюдов сокрушался по поводу дальнейшей судьбы гарнизона форта: «Из форта Красная Горка вышло 6000 (на деле – гораздо меньше – прим. Е. Д.) человек с огромным техническим имуществом. <…> Всю эту массу живой силы я направил в распоряжение штаба корпуса генерала Родзянко. <…> Вместо того, чтобы самому с таким количество испытанного, закаленного и преданного войска образовать ядро белой армии, я влил 6000 своих людей в неорганизованные, разноплеменные, неспаянные части»65 .

7. Заключение

Восстание «Красной Горки», явившееся неожиданностью для большевиков, в очень малой степени было «белогвардейским выступлением» (однако, оно содействовало белым), но впоследствии такая точка зрения станет удобной и укоренится в официальной историографии СССР. В вышедшей уже 8 июля статье в «Правде» Сталин ясно сказал, что основными виновниками мятежа на Красной Горке были левые эсеры.66 Немного позднее Ленин даст свою оценку, о которой я уже упоминал: «… в питерском заговоре участвовал «Союз возрождения», и к.-д., и меньшевики, и правые эсеры; отдельно участвовали, но все же участвовали, и левые эсеры»67 . Эта характеристика не точна, но отражает разнородность идейно-политического состава от монархистов до недавних коммунистов.

В условиях гражданской войны очень трудно описать какое-либо событие без множества важных оговорок и уточнений. Каждый конфликт становится «клубком», «узлом», который не вписывается в простые схемы. Исследователь восстания М. Елизаров справедливо указывает, что ключом к пониманию сути восстания является факт самовольного снятия с позиций и братания с белыми сначала 1-го Кронштадтского морского пехотного полка, а затем и сводных отрядов, направленных для его разоружения. То же самое едва не произошло позже с 1-м морским экспедиционным отрядом, который политработникам и коммунистам всё же удалось увести из начавшего мятеж форта в Ораниенбаум. В этих «изменах» – то есть неустойчивом настроении всех и вся в период гражданской войны – и видится главная трагедия революции. Политические и военные силы и партии не могли охватить всех, несмотря на небывалый бум проявления политической активности самыми разными группами населения. Неизбежно появлялись целые слои обиженных, выпавших из новой жизни людей, возникали очаги сопротивления «против всех», что превращало гражданскую в войну «всех против всех».

Литература

1. Арсеньев М. Форт Краснофлотский. Ред.-Изд. Отдел Морских Сил РККА. Ленинград. 1926.

2. Газета «Красный Балтийский флот» (орган политического отдела Революционного Военного Совета Балтийского Флота)

3. Газета «Петроградская Правда» (орган петербургского комитета РКП)

4. Дзержинский Ф.Э. Избранные произведения: В 2 т. М., 1977. Т. 1.

5. Елизаров М. А. Восстание на форте «Красная Горка» в июне 1919 года. Правда и легенды. // Морской сборник, № 4, 2009, с. 69-75, Редакция журнала "Морской сборник" (Москва)

6. Елизаров М. А. Восстание на форте «Красная Горка» в июне 1919 года. Правда и легенды. // Морской сборник, № 5, 2009, с. 70-76, Редакция журнала "Морской сборник" (Москва)

7. Елизарова О. М., Елизаров М. А. Сколько сторон у баррикады? Менталитет революционных моряков 1919 года (история мятежа на форте Красная Горка). // Вестник гуманитарного факультета Санкт-Петербургского университета телекоммуникаций им. проф. М. А. Бонч-Бруевича. Издательство Санкт-Петербургского университета. № 2. 2005.

8. Караев Г. Н. Успенский Л. В. Пулковский меридиан. М.: Военное Издательство Министерства Обороны СССР. 1956.

9. Корнатовский Н. А. Борьба за Красный Петроград (1919). Л.: Издательство «Красной Газеты», 1929.

10. Левоневский Д. А. Красная Горка (Перелистывая протоколы ЧК). Л.: Советский писатель Ленинградское отделение, 1977.

11. Ленин В. И. Полн. собр. соч.: в 55 т. М., 1958-1965.

12. Морской сборник. Л.: Изд. РККА, 1929. № 1. с. 110.

13. Реввоенсовет Республики (6 сент. 1918 г. – 28 авг. 1923 г.). – М.: Политздат. 1991.

14. Рутыч Н. Н. Белый фронт генерала Юденича: Биографии чинов Северо-Западной армии. – М.: Русский путь, 2002.

15. Сталин И. В. Соч.: в 13 т. М., 1946-1952.

16. Ткаченко В. Ф. Форт «Красная Горка». СПб.: Издательство «Остров», 2007.

17. Троцкий Л. Д. Сталин: в 2 т. Т. 2. М.: Терра, 1996.