Эволюция гражданского общества в России: разрыв и преемственность

Шубин А.В.
2008 г.


Что такое гражданское общество

Существует два понимания термина «гражданское общество». Первое – это своего рода либеральная утопия. Общество, в котором реальное народовластие обеспечивается с помощью функционирования частной собственности, непререкаемого соблюдения законов, разделения властей и многопартийности. В реальности такая утопия недостижима, так как ее элементы плохо сочетаются между собой. Капитал находит возможности влияния на власть быстрее, чем рядовые граждане, элиты без большого труда обходят закон, многопартийность сама по себе представляет собой форму элитократии, а не демократии, народовластия.

Другое понимание гражданского общества является не идеологическим, а конкретно-историческим. При таком подходе мы должны выделить явление, которое имеет собственные качества, отличные от однопорядковых явлений. В XIX в. гражданское общество понималось как «социум минус государство». Получается, что в едином понятии смешиваются и бизнес, и воспроизводящая бытовая среда, и нечто третье, связанное собственно с гражданственностью. Очевидно, что капитал, предпринимательство должны быть вычленены из этого клубка, так как являются ядром понятия капиталистического общества. Традиционные отношения – также самостоятельная среда, непосредственно не связанная с гражданским обществом. Такие институты, как Церковь, школа, семья и т.п. сами по себе не являются частью гражданского общества, но их общественно-активная составляющая может входить в сеть гражданского общества (например, семейные социальные движения или новаторские педагогические сообщества). Обычно входящие в состав гражданского общества профсоюзы могут выпадать из этой ткани в случае интеграции их капиталом и государством. Партии являются частью гражданского общества постольку, поскольку они не являются правящими, то есть не являются элементом государственной структуры. Как видим, природа не терпит жестких границ, но несомненно существование собственного ядра у явления, называемого гражданским обществом. Собственно гражданским обществом является сеть (поле общения и взаимодействия) равноправных некоммерческих и негосударственных организаций, отличающихся общественной активностью, связанной с социальным творчеством. Иными словами, гражданское общество – это горизонтальная сеть общественно-активных социально-креативных объединений граждан.


Первое гражданское общество в России

Элементы гражданского общества в России стали возникать во второй половине XVIII в. Прежде всего речь может идти об «общественном мнении» дворянской элиты, распространении неподцензурных текстов «в списках», а позднее – в декабристскую эпоху – о нелегальных партиях. Пройдя через эпоху николаевских «заморозков», и «великой реформы», элементы гражданского общества разрослись, но из-за авторитарного характера режима не сложились в систему. Однако уже тогда возникли идейные сектора, существующие до сих пор: либеральный, включающий западничество и либеральный консерватизм, почвенничество (прежде всего державное) и социалистический (первоначально народнический, а затем и марксистский). В 1904-1906 гг. весь этот комплекс вышел на авансцену политической жизни и глубоко проник в социальную ткань. Первая русская революция стала периодом, начиная с которого существование гражданского общества в России не подлежит сомнению, причем не только в элитарных и политических формах, но и в виде разветвленной системы социальных организаций, включая профсоюзы и легальные политические организации. Профсоюзы дали гражданскому обществу массовость, а политические структуры позволили установить явную связь между всеми общественными секторами через идейно-политическую дискуссию, в которой наиболее ясно формулируются стратегические задачи социального творчества. Прецедент 1905 года важен для нас, чтобы понять второй генезис гражданского общества, происходивший в России уже на наших глазах.

Моментом первого расцвета российского гражданского общества стал 1917 год, но срыв революции в гражданскую войну, переход к жестким формам авторитаризма, а затем – к тоталитаризму привели к постепенному разрушению его структур. Структура общественных организаций, существовавшая в конце 20-х гг. уже в подполье, в целом соответствовала по масштабам неформальной оппозиции 1987-1988 гг., которая при первой возможности развернула успешное наступление на политическую монополию КПСС. Только у “неформалов” конца 20-х гг. был куда больший политический опыт и связи. У Сталина были основания опасаться этих групп в условиях острого социального кризиса, и он предпочел их уничтожить, одновременно выкорчевав всякую «самодеятельность», включая даже такие «невинные», но в стратегической перспективе опасные явления, как толстовские общины, литературные кружки, бытовые коммуны. История первого гражданского общества в России закончилась.


Вторая половина ХХ в. – складывание элементов гражданского общества

Идеологи КПСС провозглашали, что в СССР существует “идейно-политическое единство советского народа”. Значительная часть западных исследователей поверила официальной концепции КПСС и пришла к выводу, что в СССР существует тоталитарное общество и присущее ему единомыслие. Так, например, американский публицист У. Лакер, много писавший об общественной жизни СССР 60-70-х гг., считает, что “Советский Союз того периода был по-прежнему тоталитарным обществом, и никакие отклонения от официальной идеологии не допускались”. На наш взгляд, гораздо ближе к истине точка зрения Н. Верта. Он пишет о взгляде на советское общество “марксистско-ленинской” и “советологической” историографии: “Обе схемы... игнорировали одни и те же явления: существование богатой и сложной, непрерывно эволюционирующей социальной ткани; наличие “контркультуры” и различных субкультур, способствовавших формированию умонастроений, стремлений и ожиданий вне и вопреки пропаганде средств массовой информации; развитие самодеятельных объединений и “неформальных” организаций, в которых шли споры о будущем. В результате и советологи, и ревнители идеологической чистоты были захвачены врасплох внезапным рождением реформы, инициатором которой стал Горбачев”.

Возрождение общественной жизни, не управлявшейся сверху, началось во второй половине 50-х гг. Отход от сверхцентрализма сталинской эпохи делали этот процесс неизбежным. Водоразделом, который определил отход от тоталитаризма, стал ХХ съезд КПСС. Впервые с 20-х гг. руководитель коммунистической партии подверг Сталина публичной критике. На большинство присутствующих слова Хрущева произвели впечатление мировоззренческого переворота. Были нарушены основы "идейной стойкости" элиты партии, подбиравшейся по принципу безусловной преданности Сталину и его наследникам. Доклад и последовавшие за ним постановления ЦК неизбежно вели к плюрализации общественного мнения, к дискуссиям в обществе: только ли в Сталине коренится причина отклонения от социалистических принципов, изначально подразумевавших демократизм и социальную справедливость. Советское общество перестало быть политически монолитным, оно раскололось на сталинистов и антисталинистов. В новой обстановке появились и иные темы для дискуссий - например между «физиками» (технократами) и «лириками» (гуманистами).

Импульс ХХ съезда стимулировал процессы, аналогичные тем, которые формировали элементы гражданского общества в XIX веке. В СССР появилось «общественное мнение», сеть обмена информацией в среде среднего слоя. Базовыми элементами этой сети стали «кухни» и «курилки» (т.е. места неформального обсуждения общественно значимых проблем). Сторонники различных мнений публиковали статьи в литературных журналах, которые, как и в XIX веке, выполняли роль “партий”.

Формировались многочисленные «неформальные» движения – экологическое (движение Дружин охраны природы – с 1958 г.), коммунарское педагогическое движение (с 1956 г.), различные музыкально-песенные течения. Эти движения имели собственную структуру, слабо контролировавшуюся партийными и комсомольскими органами. Но и неформальные движения, и даже откровенно протестные социальные выступления (включая жестоко подавленные рабочие волнения в Новочеркасске в 1962 г.) первоначально придерживались общих рамок марксистско-ленинской идеологии, хотя и в различных модификациях. Однако в 70-е гг. стал происходить выход части внешне лояльных объединений за эти рамки.

Осуждение Сталина позволяло публиковать произведения, которые показывали коммунистический режим с самой неприглядной стороны (наибольший резонанс имел рассказ А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича»). Однако легальная борьба с тоталитарными институтами, действовавшими в прошлом (со сталинизмом), была жестко ограничена, и интеллигенции приходилось постоянно прощупывать границы возможного, время от времени подвергаясь официальным «разносам».

Попытки открыто выйти за рамки, определяемые санкцией партийного руководства, в 50-е гг. еще сурово карались. Всего за антисоветскую пропаганду в 1959-1962 гг. было арестовано КГБ 1601 человек (в брежневские 1967-1970 гг. - 381 человек). Тем не менее уровень репрессивности по сравнению со сталинскими временами снизился, и в период «оттепели» возникло движение инакомыслящих (диссидентов), то есть людей, придерживающихся взглядов, альтернативных официальному марксизму-ленинизму. В эти же годы возник и «самиздат» как основа диссидентской инфраструктуры. Это позволило преодолеть изоляцию групп инакомыслящих, существовавших даже в послевоенном сталинском обществе. Стала возникать общая среда инакомыслия, выкристаллизовывается правозащитная платформа движения. Демонстрация 5 декабря 1965 г. знаменовала обретение оппозицией преобладающего направления деятельности – защиты права. Движение инакомыслящих приобретает ещё одно название – правозащитное. Постепенно диссиденты сформировали своеобразную субкультуру, напоминавшую действующий во враждебной среде анклав западного плюралистическое общества. Эта субкультура существовала наряду с другими неформальными средами.

В условиях завершения разрядки в конце 1979 г. было принято решение о разгроме диссидентского движения. 22 января 1980 г. академик Сахаров, воспринимавшийся и Политбюро, и частью диссидентов как лидер диссидентского движения, без суда был выслан из Москвы в Горький. Начались массовые аресты диссидентов. К 1984 г. все открыто действовавшие диссиденты были арестованы или прекратили свою оппозиционную деятельность. Несмотря на то, что диссиденты наиболее резко критиковали тоталитарные институты, это не было их основной задачей. Можно сказать, что главный урон тоталитарным институтам общественные течения СССР наносили самим фактом своего существования, своей неподконтрольности. В силу авторитарного характера режима и внутренних особенностей диссидентства, правозащитники не могли стать консолидирующим элементом гражданского общества. А без такого политического связующего звена гражданское общество не могло возникнуть, превратиться из совокупности элементов в систему. Соответственно, и разгром диссидентов не означал ликвидации идейного плюрализма в советском обществе. Несмотря на аполитичность большинства населения, в стране существовал значительный слой людей, отстаивавших различные идейные позиции. Формирование гражданского общества в Советском Союзе продолжалось и во второй половине 60-х – первой половине 80-х гг. Относительно широкий слой интеллигенции продолжал обсуждать наиболее острые проблемы истории и современности.

Помимо строго официальной точки зрения, которую в этих спорах отстаивали ортодоксальные коммунисты, можно выделить еще две основные позиции: “почвенничество” и “либерализм”. К “почвенникам” принадлежали писатели-“деревенщики”. “Почвенники” утверждали, что необходимо укреплять национальные русские традиции в жизни советского общества, отказаться от атеизма и разрыва с дореволюционным прошлым. “Почвенники” критиковали бездушное техническое развитие, которое наносит ущерб природе, бескультурье бюрократии. В то же время часть “почвенников” идеализировала дореволюционную жизнь России, искала причины социальных бед в “заговоре” евреев. Главными ценностями “почвенников” была национальная культура и национальное единство.

“Либералы”, среди которых были и диссиденты, и влиятельные партийные чиновники, полагали, что необходимы реформы, которые сделают жизнь в СССР более свободной и демократической. Но свободу и демократию либералы понимали по-разному. Для одних это означало копирование общественного строя стран Запада с многопартийностью и “свободным рынком”, для других — сохранение социализма, но возвращение к его демократическим принципам, от которых отказались большевики.

В неформальной среде и фантастической литературе обсуждались так же антиавторитарные социалистические и коммунистические идеи. Во многом споры 70-х - начала 80-х гг. предвосхитили реформы 80-90-х гг.

Полем боя официозного марксизма-ленинизма, почвенничества, западничества и альтернативного социализма была сфера культуры (прорывы в политическую область выбрасывали смельчаков в диссидентскую микросреду, где различия их взглядов уже имели второстепенное значение). Полем противоборства и организационной основой «полу-формальных» (по выражению Л. Глазычева) групп были официальные учреждения науки и культуры.

Миф о монолитности советского общества еще может как-то сосуществовать с реальностью диссидентского движения и споров между западниками и славянофилами. Вовлеченные в эти дискуссии слои кажутся незначительными. Между тем в Советском Союзе существовали и массовые самостоятельные от тоталитарных институтов общественные организации. Они взаимодействовали с властью и ее “приводными ремнями”, но в своих действиях руководствовались собственной логикой. Это явление можно охарактеризовать как неформальные движения — субкультуры, объединенные общим делом — социальным творчеством, созданием новых, “неофициальных”, непривычных форм жизни, гражданской активностью, которая не была ограничена формальными рамками, лояльностью (нелояльностью) к режиму. Наиболее крупными движениями 60-70-х гг. были различные культурные (КСП, рок-движение и др.) и педагогические инициативы (включая художественный и литературный андеграунд, рок-движение, КСП, коммунаров, учителей-новаторов), а также «зеленые» (дружины охраны природы). В первой половине 80-х гг. неформальные движения расширялись в недрах авторитарного общества, нащупывали друг друга, устанавливали контакты в ожидании перемен. В 1985 г. они первыми, до политической субкультуры, начали процесс легализации.


Перестройка: гражданское общество на политической арене

В 80-е гг. СССР столкнулся со всеобъемлющим структурным кризисом, и последствия его могли быть катастрофическими. Сценарии некоторых диссидентских авторов, пророчивших массовую бойню, голод, одичание страны9 — всего лишь продолжение в будущее тех процессов, которые действительно развивались в конце 70-х — начале 80-х гг. Но для того, чтобы все “мины замедленного действия”, заложенные под основание СССР, взорвались одновременно и привели к действительно катастрофическим последствиям, необходимо было выполнение двух условий: сохранение авторитарно-централизаторской стратегии правящей группировки (то есть синхронизация социальных процессов в стране) и подавление гражданской активности (условие накопления энергии низов для разрушительного бунта). К счастью, эти условия не были соблюдены. Во-первых, в борьбе централизаторской и регионалистской альтернатив накануне Перестройки победила вторая. Во-вторых, КПСС не удалось сохранить за собой монополию на общественную жизнь, и в конце 80-х гг. на арену вышли гражданские движения, скорректировавшие ход событий. В декабре 1986 г. по внешнеполитическим соображениями было принято политическое решение отказаться от уголовного преследования инакомыслия. Разумеется, это не предоставляло инакомыслящим каких-либо политических свобод и даже гарантий от преследования в будущем, но создало предпосылки для активизации общественной жизни. Казалось, настал звездный час для диссидентов. Они выходили из лагерей и тюрем. Но диссидентское движение 60-х - начала 80-х гг. не восстановилось – большинство его лидеров уже слишком устали от борьбы. Некоторые борцы за права человека получили достаточную известность на Западе, чтобы сменить полную опасностей и невзгод жизнь в СССР на спокойную комфортную старость за рубежом. После 1986 г. диссидентское движение было обескровлено эмиграцией, но и оставшиеся в стране столпы правозащиты, такие, как А. Сахаров, нуждались в длительном отдыхе и в большинстве своем до 1988 г. не вели активной политической деятельности. Исключение составили несколько активистов (В. Новодворская, Л. Тимофеев и др.), которые включились в неформальное движение, либо благодаря своему статусу и позиции смогли получить доступ к официальным изданиям (Р. Медведев, И. Шафаревич и др.). Парадоксальным образом точку в истории диссидентского движения поставило прекращение их преследования. В силу изменения ситуации в стране начался период гегемонии неформалов в общественном движении. Первоначально неформалами называли широчайший спектр неконтролируемых партией и государством общественно-культурных молодежных инициатив и течений от филателистов и рокеров до панков и хиппи. Но уже в 1987 г. это слово «прилипло» к социальным и политическим инициативам. Это естественно – Перестройка была временем политизации. Так что далее под неформалами мы будем понимать именно социальных и политических неформалов.

Психология первого поколения политических неформалов была сформирована в условиях поэтапного выхода из подполья в 1986-1988 гг., постепенного расширения сферы политических и гражданских свобод. Эти свободы достигались путем самозахвата, когда оппозиция постепенно прощупывала, в какой степени власти готовы уступить. При этом первое время приходилось действовать практически в полной изоляции, чувствуя себя один на один с режимом, вырабатывать идеологическую позицию в условиях нехватки политической информации. Клубы неформалов состояли из ядра и периферии. В ядре несколько десятков человек общались практически в ежедневном режиме, энергично обсуждая политические новости и “белые пятна” прошлого, возможную реакцию на происходящее, способы “ускорить” перемены и придать им нужное (с точки зрения клуба) направление. Это была интересная и насыщенная, даже изматывающая жизнь. Участникам казалось (иногда не без оснований), что они могут повлиять на ход «большой политики». Периферия группы состояла из тех, кому было интересно на мероприятиях неформалов, воспринимавшихся как любопытное шоу или лекторий. Между ядром и периферией первоначально складывались отношения “актер-зритель”, где актеру доставались и лучи славы, и скептические реплики, а зрителю – впечатления. Однако шоу политизировало зрителя, и от кампании к кампании втягивало периферию сначала в выполнение разовых поручений, а затем и в действительно опасные действия вроде участия в неразрешенном митинге или переправки листовок на территорию воинской части. Решившийся на участие в оппозиционном действии человек превращался в часть ядра. Но, поскольку длительное участие в жизни ядра быстро выматывало многих его участников, они после этого нередко “отходили от движения”, не возвращаясь на периферию. Качественное отличие этой политической среды от партийной жизни грани XX-XXI вв. – бесплатность всей работы. Современным российским депутатам, функционерам и пиарщикам трудно понять, каким образом можно работать с утра до вечера не за деньги, а за идею. Не было это понятно и функционерам КПСС. В итоге к 1989 г., КПСС неожиданно для себя столкнулась с манифестациями, в которых участвовали сотни тысяч людей, оппозиция сформировала организационные структуры и подробно разработанные программы переустройства общества. Возникновение и выход из подполья десятков общественно-политических организаций неизбежно вели к возникновению политического поля — системы взаимодействующих политических ядер, действующих в различных идеологических направлениях. Собственно, именно этого поля не хватало в СССР, чтобы возникло полноценное гражданское общество. Его элементы: правозащитные, социальные, информационные организации уже возникли, но общего политического поля еще не было. Большинство неформальных организаций осознавало, что заметного успеха их направление может добиться только в союзе с родственными группами по всей стране. Поэтому с самого начала общественные клубы вели борьбу за собирание (как правило, вокруг себя) коалиций и объединений с прицелом на создание всесоюзных организаций. Но для того, чтобы распределиться по политическому спектру, нужно было сначала создать сам этот спектр, провести встречу наличных неформальных организаций.

Наиболее удачное время для ознакомительных и объединительных конференций — конец августа — пограничье летних отпусков. На конец августа 1987 г. неформалы, установившие первые неустойчивые контакты друг с другом, запланировали три конференции, которым суждено было стать первыми съездами политических неформалов. На одну конференцию собрались экологи в заповеднике Гузерипль, где и создали свой Социально-экологический союз. Другая конференция была запланирована Заочным социально-политическим клубом в Таганроге без одобрения властей. Третья под эгидой Севастопольского и Черемушкинского (Брежневского) райкомов партии планировалась в Москве. Райкомовские работники были «полу-формалами» и сочувтсовали росту гражданской активности. Непосредственная организация работы конференции была передана ведущим неформальным группам. Эта конференция должна была стать наиболее представительной, и готовилась еще с весны. Организаторы Московской и Таганрогской встреч находились в контакте (взаимодействие политических неформалов и СоЭС установилось уже в 1988 г.). 20-23 августа 1987 г. в Москве прошла Информационная встреча-диалог “Общественные инициативы в Перестройке”. Собрались представители 50 клубов из 12 городов (Москва, Ленинград, Киев, Таллин, Архангельск, Новосибирск и др.) – в зале сидело более 300 человек. Эта встреча позволила неформалам установить широкую сеть контактов. По существу с этого момента можно говорить о едином легальном поле общественных движений, независимых от государства – феномен, прежде неизвестный в СССР. Если говорить о гражданском обществе не как о совокупности изолированных структур, а как о взаимосвязанной системе, открыто действующей в социально-политическом пространстве, то у советского гражданского общества есть дата рождения – 23 августа 1987 г.

На этой встрече была создана первая всесоюзная протопартия – Федерация общественных социалистических клубов. В 1988 г. возникло уже несколько протопартий. Политические неформалы стали вступать в различные коалиции, создавать системы независимой прессы, защиты прав работников, связываться со старыми неформальными движениями и инициативами территориального самоуправления. На первый взгляд, диссидентское, неформальное и демократическое движения выстраиваются в ряд, подобный знаменитым ленинским трем поколениям освободительного движения. На практике процесс развития "освободительного" движения не был линейным. Эрозия тоталитарного режима привела к образованию неформальной среды раньше, чем диссидентской.

Диссиденты, неформалы и демократы представляют собой три волны общественного движения, которые характеризуются различными чертами. Диссидентов отличает приоритет правозащитной тематики и “табу” на сотрудничество с властями и применение насилия. Либеральные коммунисты (будущие лидеры демократов), лидеры которых принадлежали к статусной интеллигенции и «просвещенной» части бюрократии, ориентировались на проведение реформ в сотрудничестве и даже подчинении той части правящей элиты, которая разделяла идеологические постулаты демократии (часто негативные – антибюрократические и затем антикоммунистические, антинационалистические). Неформалы, если рассматривать их как явление в целом, обнаруживают очень мало табу и ограничителей. Несмотря на то, что каждая неформальная группа имела свои мифы, стереотипы и “табу”, общего идеологического контура практически не существовало (за исключением общих с диссидентами принципов ненасилия, разделявшихся большинством). В неформальной среде довольно спокойно общались “демократы”, “патриоты”, анархисты, монархисты, коммунисты, социал-демократы и либерал-консерваторы различных оттенков. Иногда и группирование неформалов происходило совсем не по идеологическим принципам, а по направлениям деятельности - защитники памятников, педагоги, экологисты и др. Тем не менее, неформалов несложно отделить как от диссидентского, так и от общедемократического движения. В отличие от диссидентов неформалы спокойно относились к взаимодействию с властями, вхождению в государственные и официозные структуры. В отличие от “демократов” неформалы скептически относились к признанным “прорабам перестройки” и “демократическим лидерам” из старой правящей элиты, предпочитали действия в малых группах, то и дело раскалывая “демократический фронт”. Неформалы предпочитали ставить в центр своей активности какую-то конкретную социальную деятельность, несмотря на то, что почти все неформальные группы имели собственную, подчас весьма экзотическую идеологию (идеологизм неформалов не позволил этой среде согласиться на единые идеологические принципы, в то время как диссидентам и демократам легко удавалось договариваться “в основном”). Неформалов характеризует преобладание связей горизонтального характера (в отличие от демократическо-популистского движения и партийных структур более позднего времени). Поэтому, несмотря на длительность существования неформальной среды, она преобладала в оппозиционном движении только на начальном этапе Перестройки, став катализатором формирования гражданского общества, но не новой системы власти. В итоге возникло своего рода разделение труда: лидеры «демократов» сделали ставку на преобразование общества сверху, неформалы — снизу. Остатки диссидентского движения либо «пошли во власть», отступая от прежних правозащитных принципов, либо сохранили правозащитную специализацию и остались в системе гражданского общества.

Действия реформаторов в условиях кризиса экономических преобразований были направлены на постепенную ликвидацию советского демократического фасада системы при одновременной вестернизации институтов реальной власти. Неформалы, напротив, стремились к насыщению фасадных структур (советов, профсоюзов и других общественных организаций) реальным содержанием, что позволило бы разрушить реальные авторитарные институты, прежде всего партийные.

Лавирование группы Горбачева в 1988 г. подорвало уверенность в том, что “прогрессивные силы” в КПСС смогут сами добиться перемен. В мае-августе 1988 г. неформальные группы («Община», «Гражданское достоинство», «Демократический союз» и др.) развернули первую кампанию массовых уличных выступлений в нескольких городах СССР, включая Москву и Ленинград. Одновременно были предприняты первые попытки консолидации оппозиционных движений различных направлений (в рамках общедемократической ориентации). Был принят согласованный "Общественный наказ" общественных движений к XIX партконференции, в котором говорилось: "Преобразовать партию из организации, управляющей "от имени народа" при помощи переродившейся касты "партократов" в действительно политическую организацию; для этого она должна быть полностью лишена властных функций, передаваемых в Советы и органы государственного управления, что должно найти отражение в законе о партии. Статья 6 Конституции должна быть соответствующим образом изменена... Вся полнота власти должна быть передана Советам... Рассматривать становление подлинного самоуправления на производстве в качестве главной стратегической задачи реформы в духе демократического социализма". Характерно, что идеологи либерально-западнического и социалистического направлений сошлись именно в пункте разрушения монополии КПСС на власть.

Демократические движения 1988-1990 гг., к которым в 1989 г. присоединилось и организованное рабочее (прежде всего шахтерское) движение, восприняли лозунги небольших "разночинных" организаций: права и свободы, ликвидация однопартийности, социальная справедливость, самоуправление, самостоятельность регионов и др. Генератором идей, которые признавал затем демократический сектор общества, были неформальные группы "Община", "Перестройка" (социалисты и социал-демократы), Демократический союз, "Гражданское достоинство" (в большинстве своем либералы) и др. Во второй половине 80-х эти группы выдвигали идеи, которые затем поддерживала "широкая общественность". Открытые идеологические дискуссии неформалов между собой и с представителями официальных структур явочным порядком “ввели” в стране политический плюрализм.

В 1989-1990 гг. для наиболее динамичной части номенклатурной элиты стало очевидно, что реализация ее задач (сохранение власти и приобретение собственности) невозможна без смены ценностей и мифов, на которых зиждется государственная идеология. Эта часть номенклатуры объединилась со статусной интеллигенцией. Известность "прорабов перестройки", обеспеченная доступом к СМИ, давала "официальным" либералам возможность возглавить освободительное движение если еще не идейно, то организационно. Наиболее видные деятели либерального лагеря покинули КПСС лишь в июне 1990 г., после того, как под давлением массовых манифестаций однопартийность была уже де юре отменена в феврале 1990 г.

Одним из факторов, который затруднял переход либеральной номенклатуры в оппозицию к КПСС, было отсутствие у видных либералов собственного партийного аппарата в 1988-1989 гг. "Прорабы перестройки" были союзниками, но не руководителями неформалов, принимавших решения самостоятельно. Конечно, действия неформальных организаций использовались "шестидесятниками", в том числе и либералами в руководстве КПСС. Но и неформалы каждый раз решали, какую компанию "верхов" поддержать, а какую - нет.

Лишь после выборов 1989 г. лидирующее положение в демократическом движении постепенно переходит к Межрегиональной депутатской группе (МДГ), состоявшей в большинстве своем из партийных либералов. Тогда же возникает постоянный партаппарат "демократов". Однако, чтобы укреплять свой контроль за расширяющимся гражданским движением, руководители МДГ должны были повторять лозунги, выдвинутые диссидентами и неформалами. "Собственность - народу! Земля - крестьянам! Заводы - рабочим! Вся власть - Советам!" - говорилось в обращении группы депутатов, призывавших провести политическую стачку 11 декабря 1989 г. Все лидеры, подписавшие это обращение (за исключением скончавшегося вскоре А. Сахарова), через два года стали горячими противниками большинства этих лозунгов. Но в 1989 г. МДГ, обладавшая парламентской трибуной, была еще рупором гражданского движения, которое в это время было представлено сотнями неформальных организаций и общественных движений, стачечными комитетами, комитетами самоуправления и другими институтами непосредственной демократии. Представители этого движения продолжали оказывать существенное воздействие на политику демократического “лагеря” до 1990 г., а в периоды кризисов - до августа 1991 г.

К середине 1990 года в общественном сознании населения крупнейшей республики СССР России укрепились ценности плюрализма и идейной терпимости, гражданских свобод и строительства общества снизу. В России возникло легальное и объединенное множеством взаимных контактов гражданское общество, состоящее из независимых от государства экономических, общественных, профсоюзных и информационных организаций. Сформировались ростки независимой прессы, система управления стала полицентричной – восстанавливалась власть советов на местах. В результате выборов 1990 г. образовалась независимая от КПСС представительная власть, после чего сама КПСС потеряла характер тоталитарного института и превратилась в одну из двух крупнейших партий (второй стало движение "Демократическая Россия", созданное на базе неформальных движений, новых партий и МДГ). Наступление гражданского общества на авторитарный коммунистический режим завершилось успехом. Но Советскому Союзу оставалось жить полтора года.

Гражданское общество развивалось бурно, но все же не могло сохранить за собой инициативу в силу ряда причин: низкие стартовые позиции в политической борьбе, отсутствие опыта у большинства активистов, склонность к популизму массового политического сознания. В условиях отсутствия силы, которая могла бы не только вытеснить коммунистические структуры, но и заместить их управленческие функции, усиление позиций региональных кланов бюрократии продолжалось несмотря на частные поражения от «демократов». Ответом на наступление «демократов» стал переход части бюрократии на сторону «демократов» и национальных движений. На деле этот переход привел к тому, что само «демократическое движение» оказалось под контролем бюрократических элит. Основным мотивом региональных кланов были не демократические и национальные ценности, а перераспределение власти и собственности в свою пользу. Но именно этот фактор распада СССР имел решающее значение, так как серьезно усилил все остальные. Региональные группировки номенклатуры восприняли выработанный национальными движениями лозунг суверенитета как политическое орудие в борьбе за автономию против центра, и тем значительно усилили национально-сепаратистские движения и ослабили сопротивление им со стороны центра. Стало очевидно, что ставкой противоборства является собственность, в которой и заключается основа союза националистов и “демократов” в их борьбе с центром. Проблема заключалась в том, кто и на каких условиях получит «общенародную» собственность. Борьба за власть как позицию, определяющую результаты раздела собственности, и стала основой союза национальных элит и лидеров «демократического» движения, интегрировавшего и часть неформального актива. Неформалы, не ушедшие «во власть», стали основой гражданского общества современной России.


Эволюция гражданского общества в постсоветский период

Распад СССР и «шоковая терапия» начала 90-х гг. привели к существенным изменениям и в структуре гражданского общества. Оно профессионализировалось, заметно потеряло в численности, а в начале XXI века – и во влиянии. Болезненный удар по целостности гражданского поля нанес политический кризис 1992-1993 гг., который развел по разные стороны баррикад участников общей борьбы за народовластие и гражданские свободы. Позднее эти «раны» лишь отчасти затянулись. В условиях «шоковой терапии» и последующей затяжной депрессии участники общественного движения в большинстве своем были заняты борьбой за социально-экономическое выживание, что привело к отходу большинства актива от общественной жизни, разочарованию людей и резкому падению численности организаций. Оставшаяся часть актива профессионализировалась, превратилась в команды, где прежний демократический дух был отчасти вытеснен микросредой, характерной для фирмы. Свою роль в этом сыграл и поиск финансирования у бизнес-структур, государства и западных фондов. Это поставило часть общественных движений в большую зависимость от «заказчика» (особенно в первых двух случаях, так как возможности западных фирм контролировать активность реципиентов на практике сравнительно ограничены). Все эти факторы обусловили центростремительные тенденции в развитии гражданского общества в Российской Федерации.

Но сохранился опыт советского периода, сохранились былые связи во всех сферах общества, в которые проникли бывшие неформалы. Нынешнее гражданское общество, как и в начале 90-х гг., довольно четко разделяется на несколько идейных секторов со своими стереотипами и мифами: «демократический» («правозащитный»), «левый» (коммунистический, социалистический, отчасти анархистский), «патриотический» («державный») и «центристский» (аполитичный, приверженный «теории малых дел»). Идейная структура гражданского общества, в которой в более ярком виде отражается идейная структура общества в целом, определяется итогами потрясений конца 80-х – начала 90-х гг. и сохраняет устойчивость – идеологические сектора с трудом сдвигаются даже в условиях серьезных внешних вызовов, к которым относится и нынешнее наступление на права общественных организаций.

Идейная структура связана. Хотя и не полностью совпадает с направлениями активности общественности:

  1. правозащитные (такие как «Мемориал», «Московская хельсинкская группа» и др.);
  2. социально-защитные (профсоюзы, движения жильцов, обманутых дольщиков, автомобилистов и т.д.);
  3. благотворительные;
  4. экологические (такие как «Гринпис-Россия», Социально-экологический союз, Всероссийское общество охраны природы и др.);
  5. культурно-защитные (такие как Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры и др.);
  6. национально-культурные;
  7. досуговые (включая клубы ролевых игр, военно-исторические и т.д.);
  8. педагогические;
  9. музыкальные и литературные;
  10. научные, псевдонаучные, технические и др.

В России действуют более 450 тыс. неправительственных, некоммерческих организаций. 141789 из них в 2007 г. были официально зарегистрироваными. Однако значительная часть этих структур либо малоактивна, либо полностью подконтрольна «спонсорам». В начале XXI в. наметилось стремление государственных структур усилить свое влияние в «третьем секторе», ограничив возможности общественных организаций получать негосударственное, особенно зарубежное финансирование. В 2005 г. был принят закон «О неправительственных и некоммерческих организациях», значительно ограничивающий деятельность НПО в России. Согласно этому закону, деятельность любой НПО может быть прекращена, если она представляет угрозу "суверенитету России, независимости, территориальной целостности, национальному единству и самобытности, культурному наследию или национальным интересам". Определение степени этой угрозы оставлено на рассмотрение чиновников. Закон также предусматривает строгую отчетность перед фискальными органами государства финансовых источников НПО, особенно идущих со стороны иностранных государств. Столкнувшись с социальными волнениями, а также с «оранжевыми революциями» в странах СНГ, администрация активизировала воздействие на общественность. В 2005 г. была создана Общественная палата, формируемая из лиц, назначенных Президентом, а затем – путем кооптации. Палата выступает в поддержку курса Президента от имени наиболее лояльной части общественности. Крупнейшими НПО в России остаются профсоюзы. Однако они лишь отчасти являются структурой гражданского общества, т.к. еще с советских времен выполняют функцию одного из институтов социального государства. Либеральные реформы вызвали кризис отечественных профсоюзов. Они утратили существовавшие в СССР рычаги воздействия на трудовые отношения и с трудом осваивали новые. Наряду с традиционными профсоюзами, входящими в Федерацию независимых профсоюзов России, возникли альтернативные профсоюзы. Наиболее известны сейчас такие альтернативные профсоюзные объединения как «Защита труда», Сибирская Конфедерация Труда, «Соцпроф», Всероссийская Конфедерация Труда, Российский профсоюз докеров, Российский профсоюз железнодорожных бригад локомотивных депо, Федерация профсоюзов авиадиспетчеров и другие. Основной формой их деятельности остаются забастовки и юридическая деятельность.

В профсоюзах ФНПР состоит около 80% трудящихся, занятых на предприятиях. Если в 90-е гг. ФНПР выступала с острой критикой правительственной политики, поощряла стачечные формы борьбы за права своих членов. В начале XXI в. ФНПР предпочитала политику сотрудничества с государством и «Единой Россией». Это ведет к зависимости наиболее массовых профсоюзов от работодателей и чиновников.

С 2005 г. отмечается рост протестных движений, формирование их координационных структур, сближение протестного движения и оппозиции. Государство показывало, что в случае либо массовости, либо хорошей организованности протестующих, оно готово идти на частичные уступки. Это показала коррекция монетизации льгот после январских выступлений 2005 г., перенос маршрута нефтяной трубы от оз. Байкал в 2007 г. и незначительное отступление границ олимпийского строительства в Сочи от заповедных территорий Кавказа в 2008 г. Однако частичные успехи гражданских движений пока являются скорее исключениями. Однако очевидно, что в случае наступления в связи с глобальным экономическим кризисом новой «эпохи перемен», роль гражданского общества в социально-политических процессах может заметно усилиться.


  1. ЛакерXE "Лакер" У. Черная сотня. Происхождение русского фашизма. М., 1994. С.145.
  2. Верт Н. История советского государства. 1900-1991. М., 1994. С.491.
  3. См. Шубин А.В. Диссиденты, неформалы и свобода в СССР. М., 2008. С.40-187.
  4. См. Там же. С.290-326.
  5. См. Там же. С.218-240.
  6. См. Там же. С.128-153.
  7. См. Там же. С.177-187, 326-343.
  8. См. Шубин А.В. Преданная демократия. СССР и неформалы. 1986-1989. М., 2006. С.11.
  9. Например, Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 г.? // Погружение в трясину. М., 1991.
  10. См. Шубин А.В. Преданная демократия… С.99-117.
  11. Подробнее см. Шубин А.В. Парадоксы Перестройки. Неиспользованный шанс СССР. М., 2005; Шубин А.В. Преданная демократия…